Идите к зубному врачу

Пришлось молча достать шариковую ручку и аккуратно внести недостающий знак. Но начальница письма не приняла и только хотела что-то сказать, как ее упредил телефон, и прошло не меньше четверти часа, пока она вела с кем-то любезную и хитрую игру... Раз не отпустили – стой и жди, разглядывай стол, поблескивающий, как ледяное поле для фигурного катания. Потом еще столько же времени выслушивай комментарий начальницы по поводу того, какой прохвост тот, кто ей звонил, и как надо было балансировать (Красавица любила демократически объяснять свои действия). Наконец она запустила пальцы в свою прекрасную черную шевелюру, напоминающую всем, что в ее годы она еще хоть куда. Тряхнула головой, вспомнила про письмо:

– Нет-нет, никаких поправок. Перепечатать!

Она была весьма скрупулезна во всем, что касается формы.

Тут уж Машенька взорвалась: я тоже человек, зачем заставляете меня весь день ерундой заниматься? Зачем перепечатывать совершенно чистый и, кстати, никому не нужный текст?

Уговорил все-таки. Отстукала в сердцах, бросила не глядя:

– И чтоб я вас сегодня не видела больше! Рабочий день клонился к концу, бумага была подписана,

Красавица не преминула подчеркнуть, что, извольте запомнить, в архивах должен остаться след каждого мероприятия, прошу впредь не отнимать у меня времени попусту... И, наконец, обе бумаги – «их» письмо и копия ответа – подшиты в дело, а первый экземпляр он у себя в кабинете изорвал в клочки и швырнул в корзину... Совсем потерял чувство юмора, подумал он. Вместо того

чтобы пробежаться по отделам и рассказать живой анекдот, как сам себе писал и отвечал, вместо этого уставился в стенку и трясется как псих. Верно, оттого, что не выспался и предчувствовал, что боль вот-вот выскочит из засады.

Идти к зубному врачу – только этого не хватало.

Тошно жить на белом свете...

В поликлинике обреченно занял очередь и со злорадством долдонил себе: будет больно, очень больно, невыносимо больно! За дверью свиристела бормашина, старушка слева поинтересовалась, к кому он записался на прием, и руками всплеснула от удивления, что он не знает. «Врача надо с умом выбирать, молодой человек. Я-то знаю, к кому иду!»

...И настал черед взойти на плаху. Сел в проклятое кресло, откинул голову, как петух под ножом, раскрыл рот – инструмент с зеркальцем отправился на разведку по тылам его челюстей. На всякий случай зажмурил глаза. И поймал себя на том, что даже не разглядел врача, совсем отупел – безразлично, в чьи руки попал. Некто в белом халате, и все. Да и врач, наверное, столь же отвлеченно воспринял очередного пациента: некто с разинутым ртом. Так и сидел, давя затылком предательски уютную подставку кресла: скорей бы все началось и кончилось.

Некто в халате, по-видимому, отошел, листанул его карточку, послышался шорох, потом мелодично прозвучал женский голос, назвавший его по имени-отчеству и пожуривший за то, что он так невнимателен к себе – начал года два назад, лечение и бросил...

Голос был теплый, участливый, это было так неуместно, что он открыл глаза, неловко повернул голову и увидел лицо молодой женщины, доброе, ясное и словно давным-давно знакомое, чуть ли не с детства.

Женщина взяла хоботок бормашины, утешительно и слегка устало улыбнулась:

– Запустили вы коренной, будем спасать... Завтра еще повозимся немножко, прочистим канал – и готово!

Ей-богу, в ее голосе было что-то материнское, мамино.

Он почувствовал совершенную покорность, почти невесомость. И не успел Игорь под свистящим сверлом вздрогнуть от боли, как ласковая рука уверенно прижала его голову, и он услышал необыкновенные слова:

– Потерпи, солнышко. Пожалуйста!

И вдруг ему захотелось, чтобы еще раз было больно. Но, к несчастью, обошлось. Женщина отпустила его голову, захлопотала, погрузила лекарство в канал зуба, поставила временную пломбу. Быстро, ловко, аккуратно, но молча.