Горечь процветания

— В высокоразвитой Швеции, — говорит Бу Густавссон, — в настоящее время существует всего один полный симфонический оркестр — стокгольмский. Много талантливых музыкантов не имеет постоянной работы. В городе Евле были случаи, когда некоторые местные музыканты были вынуждены работать грузчиками, чтобы хоть как-то прокормиться.

Прав композитор Ханс Эклунд, когда он говорит:

— Нельзя не огорчаться при виде того, как жонглируют миллиардами, а культура стоит, словно провинившийся мальчишка.

В любом справочнике по истории литературы об Эрике Блумберге говорится как о прославленном лирике Северной Европы, одном из крупнейших писателей современной Швеции. Можно было бы ожидать, что для такого крупного художника шведское общество создает максимально благоприятную творческую обстановку. Но увы! Писатель, отважившийся отстаивать свои собственные убеждения, обречен на полуголодное существование. Его книги либо просто окружаются стеной молчания, либо даются на отзыв таким критикам, которые способны наилучшим образом отпугнуть издателей и читателей.

Поистине драматична судьба другого шведского романиста Оке Вассинга, автора «Сына могильщика» и «Замка в долине». Свой первый роман Вассинг писал в 12-метровой конуре на заднем дворе. После удачного литературного дебюта, чтобы иметь хоть какой-нибудь заработок, блестящий романист нанялся в батраки к местному крестьянину.

Говорят, природа не терпит пустоты. И, лишенные возможности прильнуть к чистым родникам искусства, молодые шведы утоляют острый духовный голод ядовитыми суррогатами.

В Стокгольме мы видели прекрасные книжные магазины, в которых без особого труда можно найти чуть ли не любое издание, появившееся на международном книжном рынке. Но такие магазины редки. Гораздо чаще встречаешь газетные киоски, увешанные книжонками и журналами развлекательно - порнографического свойства. В такого рода литературе недостатка нет. Скорее наоборот. На главных улицах вас преследуют обложки с полуобнаженными девицами. В закоулках потемней — девицы и вовсе раздетые.

Секс, секс, секс... И уже не удивляешься, когда в стайке десяти — двенадцатилетних школьниц видишь девчонку с накрашенными губами или подведенными ресницами.

В риксдаге выступает депутат. Он горячо и возбужденно призывает своих коллег осудить... бокс. По его глубокому убеждению, этот вид спорта «пагубно влияет на молодежь, пропагандирует культ дикой силы, отрицательно влияет на формирование комплекса духовной полноценности».

Воздержимся от полемики с этим оратором и заглянем в кинотеатр, находящийся в десяти минутах ходьбы от здания парламента.

Вот какая драма разыгрывается на экране. Молодой, здоровый парень тщетно домогается взаимности от влюбленной в него девушки. Он и она еще школьники. После окончания школы должна состояться их помолвка. Но парень не хочет ждать. Кто-то из товарищей указывает ему на другую девушку, которая оказывается более покладистой. Теперь настала пора мучений для героини. Она лишается рассудка и попадает в психиатрическую больницу, где проводит несколько долгих лет. Натуралистическому показу мучений душевнобольной отведено три четверти всего фильма. Наконец, несколько оправившись от недуга, надломленная и все еще страдающая девушка возвращается в родной город. Но здесь ее ждет новый непоправимый удар. Ее возлюбленный успел обзавестись своей семьей.

Что хотели сказать авторы фильма, понять не так уж трудно. Будь героиня более сговорчивой, ей бы не пришлось мучиться и она была бы счастлива. Философия настолько примитивна, что ее легко усвоит любой подросток. Не знаю, видел ли этот фильм достопочтенный противник боксерских боев. Но он, безусловно, осведомлен о содержании «киношедевров», толкающих молодежь в объятия всех существующих пороков. И тем не менее в парламенте говорят не о фильмах-искусителях, а о боксе.

Между прочим, каждая лента, будь то отечественного или заграничного производства, прежде чем попасть на шведский экран, подвергается цензуре. Но какими же канонами руководствуются шведские цензоры? Шведский зритель не увидел, например, фильма о преступлениях германского фашизма. Главный киноцензор г-н Эрик Скугланд нашел в фильме слишком много «неподходящих» мест, которые, по его мнению, «могут отрицательно сказаться на психике шведского зрителя». Что это за сцены? Суд над гитлеровцами в Харькове, кадры казни военных преступников, осужденных Нюрнбергским трибуналом.

Гангстерские боевики с бесконечными убийствами и раздеваниями, порнографические драмы отнюдь не претят вкусу шведских блюстителей нравственности. Но на правдивый рассказ об ужасах минувшей войны они накладывают вето. Логика довольно странная.

А ведь такой фильм мог бы на многое раскрыть глаза взбудораженным юнцам, которых мы видели у входа в один из стокгольмских домов с вывеской «Общество К. Е. Карлсберга». В этом доме помещается организационный центр шведского неонацизма. Заглянув внутрь, вы увидите портреты Гитлера, пауков черной фашистской свастики. На книжных полках произведения фашистских главарей. Общество пышно отмечает день рождения Гитлера. Среди его почетных завсегдатаев бывшие члены гитлерюгенда.

Каждый четверг, в 7 часов вечера, в этих насквозь пропитанных нацистской заразой стенах происходят встречи школьников с искусными проповедниками коричневой чумы. Кровавые подвиги фашистов окружаются ореолом романтики. И уж, конечно, ни слова не услышишь здесь о газовых камерах Освенцима и о трагедии Лидице. «Будь шведом», «Здоровье, красота, сила» — вот на какую нехитрую приманку ловят здесь легковерных юнцов.

Фашистский дом Карлсберга далеко не единственное место, где шведские неонацисты расставили свои капканы. И, видимо, отнюдь не случайно, что именно в шведском городе Мальмё свил свое гнездо штаб международной неофашистской организации «Европейское социальное движение».

Нет, природа не терпит пустоты.

Однажды вечером мы разговорились со студентами Стокгольмского медицинского института. Обсуждалась мысль о том, что духовная пища не менее важна для человека, чем хороший бифштекс. Мы вспоминали имена Толстого, Хемингуэя, Чайковского, Грига, Рембрандта... Наш спор кончился совершенно неожиданно. Один из присутствующих спросил: «А кто такой Толстой?» Второй поинтересовался национальностью Чайковского, третий, оказывается, ни разу не слышал о Хемингуэе.

Наши собеседники, вероятно, выйдут из института хорошими врачами, но они не станут образованными людьми в широком смысле этого слова. Этого от них просто не требуется. Странный парадокс — не правда ли? — для страны, которая ежегодно венчает лучших представителей мировой мысли дипломами нобелевских лауреатов!