— А что скажу я?

— Точно не знаю, но скорее всего тоже не захотите...

К обеду они наметили предварительный план. Когда Зарудный выслушал главного оператора, он только за голову схватился:

— Эженчик, вы рехнулись! Это же тысяча метров пленки! Кто позволит? Нет-нет-нет! Дерзайте, изобретайте, но в пределах разумного. Триста метров — и помните мою доброту...

После обеда подготовили двухместную тренировочную машину. Приехал Кабаков. Он был одет в голубой просторный комбинезон, вдоль и поперек роскошно расчерченный застежками «молния». Кабаков поздоровался с Чикашвили и сказал:

— Вот привыкаю к одежке. Готов облетываться.

— Пошли, — сказал Чикашвили, покосившись на сногсшибательный кинокомбинезон Кабакова.

Стоило им двинуться вдоль самолетной стоянки, как Чикашвили сразу отметил: у Кабакова даже походка изменилась и весь он какой-то другой сделался — уверенный, начальственный.

Когда Чикашвили и Кабаков поравнялись с самолетом, техник, готовивший машину к полету, на какое-то мгновение растерялся: кому докладывать? И прежде чем Чикашвили успел прийти ему на помощь, Кабаков великолепным взмахом тонких замшевых перчаток дал понять, что докладывать вообще не надо. Дескать, все мы тут свои, все доверяем друг другу, к чертям формальности — вот так читался этот небрежный короткий взмах.

— Ну, Алексей Георгиевич, — сказал Чикашвили, — вам генералов играть.

— А что? Играл и генералов.

Кабакова Чикашвили облетал аккуратно. Неторопливо, плавненько, почти без перегрузок выполнил с десяток фигур и спросил по переговорному устройству:

— Как самочувствие, как впечатление?

— Великолепно. Восторг! Я бы в летчики пошел, пусть меня научат.

Вторым Чикашвили облетывал Баркана. Оператор удивил Реваза Илларионовича еще на земле. Совершенно профессиональным жестом скрещенных рук Баркан уверенно закинул парашют за плечи и без посторонней помощи, вслепую застегнул замок подвесной системы. И в кабину забрался чересчур проворно.

Взлетели. На высоте метров в пятьсот Чикашвили заложил первый вираж. Это был не такой нежный, мелкий вираж, какой он за десять минут до того демонстрировал Кабакову. Левая плоскость уперлась в землю, правая — чертила по небу. И капот машины резво бежал по горизонту. Перегрузка ощутимо давила на грудь и плечи. И сразу Чикашвили почувствовал: Баркан мягко держится за управление, держится со знанием дела и порядка. И тогда Чикашвили на мгновение бросил ручку. Машина опустила нос и начала зарываться. Баркан среагировал правильно: чуточку уменьшил крен и слегка нажал на правую педаль.

Чикашвили ничего не сказал. Он пилотировал в полную силу, точно так, как стал бы пилотировать с инспектором или старшим проверяющим.

Приземлились, зарулили. Первым на землю спрыгнул Чикашвили, следом — Баркан. Евгений Михайлович немного побледнел, но держался молодцом.

Откуда-то появился Дубровский.

— Ну как, Эженчик, это тебе не чай пить? — еще издалека выкрикнул директор. — Изукрасил, небось, всю кабину?

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• …
• 11
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.