Некоторые, вероятно, помнят некрологи, появившиеся несколько лет назад в «Нью-Йорк таймс», «Нью-Йорк геральд трибюн» и других американских газетах с описаниями жизни и смерти Фрэнка Джилберта Гроппера, известного финансиста. Поскольку некрологи, как известно, обычно красотами стиля не блещут, о некрологе Гроппера, может быть, вскоре и забыли бы, если б не несколько последующих газетных сообщений. К величайшему огорчению наследников, выяснилось, что финансист, которого оценивали минимум в сорок миллионов долларов, не оставил никому ни цента. Не было даже завещания.

Еще через несколько дней начали циркулировать слухи, будто Гроппёр незадолго до смерти обратил все свои бумаги в наличные и деньги анонимно спрятал в сейфах нескольких банков.

Все это казалось довольно загадочным, но разумное объяснение так и не было найдено. Вернее, оно было найдено, но кое-кто предпочел о нем умолчать. Предлагаемая вниманию читателя история, происшедшая в 19... году, как раз и должна пролить свет на подлинные обстоятельства жизни и смерти Фрэнка Гроппера, если, впрочем, можно говорить о его смерти.

К сожалению, автор не имеет возможности указать источник приводимых им фактов, ибо тем самым он нарушил бы данное им обещание сохранить в тайне имена своих информаторов.

Предложение

Прежде Фрэнк Джнлберт Гроппер меньше всего был расположен к философскому восприятию жизни. Для этого у него было слишком мало времени и слишком много денег. Теперь же. в эти теплые майские дни, все изменилось. Впрочем, времени, строго говоря, у него было еще меньше, чем когда-либо, а денег – больше. Но изменился масштаб времени и покупательная способность его денег.

Гроппер закрыл глаза и откинулся в кресле-качалке. Солнечные лучи, проходя сквозь листву деревьев, трепетали на его лице. Он вспомнил последний разговор с профессором Клеем из клиники Мэйо. Профессор ловил очками в тяжелой роговой оправе блики от яркой лампы и за этими бликами прятал глаза. В голосе его звучал хорошо поставленный оптимизм.

– Знаете, профессор, – перебил его Гроппер, – в конце концов откровенность – такой же товар, как подтяжки или политические взгляды. Согласен, что товар более редкий, особенно в наше время, и соответственно более дорогой. Но я ведь не торгуюсь из-за гонорара. Прошу вас ничего не скрывать от меня.

– Тяжело выносить приговор, – ответил профессор, – когда знаешь, что он окончательный и апелляция бессмысленна. Безнадежный рак желудка, метастазы... Может быть, месяц, может быть, два.

Он поднял рентгеновский снимок. Ноготь на пальце, указывавшем на серое пятно, был коротко острижен и наманикюрен. «Перст божий с холеными ногтями», – подумал Гроппер.,

– Я вам сочувствую, – улыбнулся он профессору, – но мы же с вами живем не в древнем Китае. там врачам платили, только пока пациенты были здоровы. Мы же, слава богу, верим в прогресс и платим врачам больше всего именно тогда, когда не можем выздороветь...

Гроппер открыл глаза. Клетчатый шотландский плед сполз с колен, и ему стало зябко. Можно было храбриться у профессора Клея – блеф всегда был его сильным оружием, – но он боялся смерти и знал, что скоро умрет. Он привык к диаграммам и графикам, н серое пятно на рентгеновском снимке обладало реальностью агонии; Вернее, это был не страх, а невыносимо жгучая досада. Он не жалел своего тела. В шестьдесят восемь лет оно напоминало ему старый, много раз ремонтированный автомобиль – еще передвигается, но удовольствия от езды не получаешь. Он уже давно устал прислушиваться К зловещим стукам и хрипам в моторе – синкопированному аккомпанементу старости.

Но страшно было подумать, что и водитель – его голова, его мозг, тоже попадут на свалку вместе с разбитым кузовом. Всю жизнь его мозг работал, как изумительная вычислительная машина. Он вводил в нее тысячу долларов, и машина выбрасывала точный рецепт, как превратить их в две тысячи. В двадцать девятом году его голова, как невероятной чувствительности сейсмограф, почувствовала первые микроскопические толчки приближавшегося биржевого краха, и «черную пятницу» он встретил во всеоружии, надежно превратив все ценные бумаги в наличность.

А потом, с тех пор как тридцать с лишним лет тому назад десять миллиардов клеток его мозга решили, что «сухой закон» в Соединенных Штатах обречен, Гроппер окончательно привык доверять своей голове. Тогда он вложил все свои деньги в шотландское виски. – в миллионы бутылок: в четырехгранные «Джонни Уокер», в массивные «Баллантайн», в круглые «Хейг». Стеклянная артиллерия была приведена в полную боевую готовность, и, как только «сухой закон» был отменен, одновременный залп из миллионов горлышек по американскому рынку принес ему два с лишним миллиона долларов.

Такой мозг нельзя было не любить: он был чудом природы, совершеннейший аппарат по изготовлению денег. Гроппер никогда не был промышленником. Он всегда парил в высших финансовых сферах, на высоте, куда могли подниматься лишь самые изощренные умы. Он парил, используя восходящие и нисходящие потоки, выжидая момент, когда можно камнем броситься вниз и вонзить когти в еще трепещущее тело конкурента.

Ему приходилось быть и «медведем» и «быком», что на биржевом жаргоне значит играть на понижении и повышении курсов акций, но подсознательно он всегда считал себя орлом.

Он никогда не задумывался над тем, для чего он делает деньги. Процесс накопления стал для него таким же естественным и необходимым, как процесс изготовления нити – для шелкопряда, как строительство сот – для пчел.

И вот теперь его мозг, мозг Фрэнка Джилберта Гроппера, должен остановиться, распасться, исчезнуть, как подставная фирма с несуществующими активами. Из-за какого-то вульгарного рака не менее вульгарного желудка он, Гроппер, должен умереть, должен оставить свои великолепные финансовые заповедники для банды бездарных браконьеров...

Он почувствовал, как по щеке, нагретой солнцем, медленно, как бы выбирая направление, неохотно поползла слеза, и там, где она проложила тонкую влажную дорожку, он ощутил холодок. Скоро этот холодок станет холодом фамильного склепа в его имении Риверглейд...

«Да, – подумал Гроппер, – тяжело стать философом за два месяца до смерти. Все равно, что влюбиться под дулом пистолета». Он поправил плед на коленях и откинулся на спинку качалки. Чуть слышно скрипнул песок дорожки.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.