Еще не вечер

Николай Леонов| опубликовано в номере №1464, май 1988
  • В закладки
  • Вставить в блог

— Ну, Лев Иванович, голубчик, — он вздохнул, — скажи, какой преступник станет оберегать честь женщины и подвергать себя опасности? Ну имей я отношение к происшедшему, так сказал бы: находился, мол, ночью у Екатерины Ивановой, и точка. А раз я молчу, честь женщины защищаю, значит, не боюсь, потому как не виноват.

Гурову стало скучно. Кружнев, изображая из себя гроссмейстера, сам лез в матовую ситуацию. «Что же такое в твоей жизни было? — думал Гуров. — Что свело тебя с Лебедевым, почему ты людей ненавидишь и презираешь?»

— Конечно, не виноват, — повторил Гуров. — Задним умом все крепки.

— За столько лет работы, Лев Иванович, мог бы опыта поднабраться. — Кружнев, казалось, подрос, раздался в плечах. — Прости меня, грешного, потому и сердился, что полагал, ты быстро разберешься.

«Был у тебя яд или не был? — думал Гуров. — Если был, то выбросил ты его или оставил? Если оставил, то где хранишь и как у тебя его отобрать? Как доказать твою вину, дело десятое, главное, чтобы ты больше ничего не натворил. Психопат-преступник! Человека в пропасть сбросил, мне чуть голову не проломил, — накручивал себя Гуров, но не только ненависти, даже злости к Кружневу не испытывал. — Чего же ты такой злой и глупый? Может, мне его пожалеть и по головке погладить? Но ведь если я его сейчас не приструню, придется отпускать. А если яд у него есть и спрятан? И он маленьким фюрером-победителем начнет по гостинице разгуливать? Очень не хочется раньше времени тебя в холодную воду кунать, замерзнуть можешь, да приходится».

Гуров знал, что при воссоздании событий преступления сильнее всего срабатывает какая-нибудь деталь, мелочь. Так Лебедева доконали розовые махровые гвоздики, да еще Гуров упомянул, что гвоздик было девять.

— Вот работенка! — Гуров встал, подошел к кровати, заглянул под нее, затем открыл шкаф. Кеды стояли за шкафом, в углу. Гуров поднял их, внимательно оглядел.

— Вымыл. — Он бросил кеды к ногам Кружнева. — Ты так сердился на мою глупость, что ночью чуть было мне голову не проломил.

— Что? — Кружнев вскочил.

— Только без рук! — Гуров открыл дверь. — Ночью не проломил, днем оставь мою голову в покое.

— Беззаконие! Произвол! — Кружнев упал на стул. Как все слабые люди, он впадал из одной крайности в другую. Только что он глумился и поучал, сейчас, безвольно опустив плечи, плакал.

— Да видел я тебя, Кружнев, и узнал. — Гуров понял, что опасность миновала, и дверь закрыл. — А вот Таня тебя не видела. Если бы мы творили беззаконие, то сговорились бы, дали на тебя прямые показания, и сидел бы ты сейчас не здесь, а в изоляторе. А так я заявлю, что ты на меня напал, а ты ответишь, что мирно спал, очная ставка один на один. и ничего не доказывается. Потому я и молчу.

— Не мог ты меня видеть, не мог! Врешь! — бормотал Кружнев.

— Конечно, — согласился Гуров. — Ты напал сзади я упал лицом вниз. Ты через меня перепрыгнул. Так?

Кружнев смотрел настороженно, понимая, что соглашаться нельзя, равносильно признанию. Гуров рассмеялся.

— Да не бойся ты. — Гуров по-простецки подмигнул. — Сейчас признаешься, у следователя отопрешься, какая разница? Ты, когда через меня перепрыгнул, поскользнулся. Звезды яркие твою повернувшуюся морду и осветили.

Гуров точно знал, Кружнев не сможет вспомнить, как именно он поскользнулся и в какую сторону было повернуто его лицо.

— Ну, что? Жалеешь, что промазал? Дурак. Радоваться должен! И утром у гостиницы пошутил неудачно. Стоишь передо мной, а указываешь на шишку за моим ухом. Тебя, Кружнев, злость погубила.

Именно в тот момент, когда Кружнев злорадствовал, Гуров и понял, кто именно напал на него ночью. Кружнев придерживался последовательно одной и той же тактики, выпячивая себя, как бы подставляя, утверждал обратное: мол, раз я так открыто лезу на вас, значит, не виновен. Так он хвастался своей силой во дворе милиции, затем упирался на допросе, скрывая женщину, уверенный, что ее все равно найдут. И наконец утром указал на шишку Гурова, наивно полагая, что кто-кто, а преступник такой жест себе позволить не может. Утром Гуров взглянул на указующий перст Кружнева и неожиданно увидел его по-новому. Кружнев высветился полностью, в мельчайших деталях, и поступки его, казалось бы, непонятные и непредсказуемые, сразу уложились в логическую цепочку.

— Ладно, Кружнев. — Гуров посуровел. — О вашем ночном нападении я пока помолчу, а за разбившегося парня вы ответите.

  • В закладки
  • Вставить в блог
Представьтесь Facebook Google Twitter или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.

В 4-м номере читайте о знаменитом иконописце Андрее Рублеве, о творчестве одного из наших режиссеров-фронтовиков Григория Чухрая, о выдающемся писателе Жюле Верне, о жизни и творчестве выдающейся советской российской балерины Марии Семеновой, о трагической судьбе художника Михаила Соколова, создававшего свои произведения в сталинском лагере, о нашем гениальном ученом-практике Сергее Павловиче Корллеве, окончание детектива Наталии Солдатовой «Дурочка из переулочка» и многое другое.



Виджет Архива Смены