Ваньке казалось, что его горе глубже, сильнее горя других. Для него умер не только великий Ленин, с ним, казалось, умерла и Ванькина мечта. Но неделю спустя Ванька, принявший в душе какое-то решение, сел за стол, открыл учебник английского языка, схватился за уши и прочел: «Урок первый».

Прошел год. Иван Шухов, студент-филолог Московского университета, все такой же длинный и нескладный, все в той же отцовской шинели, но в очках, быстро шагал с Моховой на Красную площадь. Он только что блестяще сдал экзамены по английскому языку, который, между прочим, не входил в программу первого курса. Он даже поспорил с на редкость сердитым преподавателем по поводу какого-то сложного грамматического оборота. А потом вызвал на его лице неожиданно мягкую улыбку, прочтя наизусть два шекспировских сонета. Ричард Мартынович воодушевился и, в свою очередь, прочитал Ваньке несколько лирических стихотворений Броунинга. В ответ Ванька, правда, уже с запинкой, продекламировал монолог Гамлета, На этом его запасы английской классики иссякли. И вконец оттаявший англичанин с чувствам пожал Ваньке руку и сказал, что в будущем из него, несомненно, выйдет ученый-лингвист.

Ребята на рабфаке ахнули, когда Ванька объявил, что пойдет на филологический. Что за интеллигентские штучки! Комсомолец, сын убитого врагами коммуниста — и вдруг филолог!

— Чудак человек! — говорили ему друзья. — Зачем это тебе? Ну, Яшка-костоправ в медики подается — еще туда-сюда, будет когда-нибудь лечить наши ослабевшие организмы. А ты взялся всякие там пардон-мерси изучать. Буза! Айда с нами в высшее техническое, инженерами станем. Факт. Сам знаешь, как старые спецы Советскую власть сосут. А мы их по шапке!

Но Ванька упрямо стоял на своем, а главное, ни за что не хотел сознаться, откуда у него такая странная блажь. Раньше, еще до смерти Ильича, Ванька, может быть, поделился бы с товарищами своей тайной. Сейчас, когда Ленина не было в живых, это, по глубокому убеждению Шухова, было бы кощунством. Нет, пусть Ванькина клятва навсегда останется тайной между ним и Лениным. Правда, Владимир Ильич так ничего и не узнал, но какое это имеет значение? Ведь клятва-то все равно дана ему, Ильичу, и разве может прийти в голову нарушить ее? Было еще одно обстоятельство: Ванька увлекся. Ему казалось, нет на свете ничего интереснее, чем постигать тайны чужих языков. Он полюбил ночные часы, когда, склонившись над столом, бродил по лабиринтам трудных фраз, разыскивал сказуемые, когда с помощью какого-нибудь грамматического правила ему удавалось словно волшебным ключом вскрыть фразу, и все рассыпавшиеся слова вдруг делались послушными и становились в строй. Каждая такая победа была похожа на маленькое открытие. Одним словом, он нашел призвание и уже с улыбкой вспоминал свое недоверие к словам отца, утверждавшего, что Ванька сможет стать, кем захочет.

Споры с ребятами закончились довольно неожиданно. Ванька избрал веселую и весьма убедительную тактику: на все шумные нападки он стал отвечать только по-немецки, иногда по-английски. В конце концов ребята почувствовали себя остолопами и смилостивились:

— Черт с тобой, вали в филологи. Может, из тебя и в самом деле профессор получится!..

У Александровского сада Шухов остановился около торговки с первыми весенними фиалками. Впервые в жизни Ванька купил цветы, выложив, не торгуясь, целый полтинник.

На Красной площади он замедлил шаг. К Мавзолею, как всегда, тянулась очередь, да она словно и не иссякала с того дня, как Ленина перенесли сюда. Шухову показалось, будто он и не уходил отсюда. Не хватало только костров да обжигающего мороза, который стоял в те январские дни. В очереди, двигавшейся медленно и молчаливо, было множество мужиков в лаптях, с котомками и даже посохами — видно, приехали издалека.

Первый раз в жизни вошел Шухов в Мавзолей, первый раз увидел Ленина под стеклом саркофага, и тотчас горло сжала спазма. Кто-то громко шепнул: «Как похож!» — и это замечание Ваньке ничуть не показалось странным: портреты Ильича, раньше лишь изредка печатавшиеся в газетах, теперь висели всюду, а на тумбочке рядом со своей койкой Ванька поставил фотокарточку, на которой Ленин говорил речь. Шухов уже двигался к выходу, когда вспомнил вдруг, зачем сюда пришел. Он остановился и неожиданно громко начал: «Дорогой Владимир Ильич!..» — а потом уже совсем тихо добавил несколько слов по-английски, обращаясь к Ильичу, как к живому. На него удивленно оглянулись, а он стоял, будто ожидая, что Ленин ответит ему, но скорбная очередь двинулась дальше и вынесла его из Мавзолея. Ванька надел шапку и вновь пошел в самый конец и только тут обнаружил, что забыл оставить цветы. Через два часа, проходя еще раз через Мавзолей, Ванька наклонился, положил среди груды цветов, заваливших подножие, свой скромный букетик и опять, как будто это уже стало традицией, сказал, но теперь уже тихо: «Дорогой Владимир Ильич...» — а закончил фразу на этот раз по-немецки.

Все лето Шухов с ребятами, чтобы немного подзаработать, разгружал баржи с дровами, и Ванька потешал сплавщиков, переводя на немецкий и английский всякие крепкие словечки.

Осенью Ванька купил первый в своей жизни костюм и зимнее пальто.

Через некоторое время на филфаке о Шухове заговорили. Этот длинный, немного нескладный паренек, с простецким лицом, которому очки с толстыми стеклами придавали ученый вид, поражал всех своими способностями, жадным трудолюбием и начитанностью. Он читал Маркса в подлиннике, делал на французском языке доклады о Парижской коммуне, знал уйму английских стихов и мог при случае процитировать на чистейшей латыни Цицерона или Плиния. Считалось само собой разумеющимся, что студент старшего курса Иван Шухов останется при кафедре аспирантом.

...В 1941 году доктор филологических наук, профессор Иван Иванович Шухов возглавил кафедру лингвистики.

Четыре года спустя в очередь, вьющуюся по Красной площади, встал высокий полковник с седыми висками и множеством орденов на груди. Глаза его были защищены темными очками. В одной руке у него была тяжелая палка, за другую держалась девочка лет десяти в пионерском галстуке и с алыми ленточками в косичках. Девочка шла в Мавзолей впервые, полковник — седьмой раз. Девочка волновалась, ей ужасно хотелось расспросить, какой Ленин, и что такое саркофаг, и откуда такое слово «Мавзолей», но полковник молчал, потому что он тоже волновался. Склонив голову, прошел он через Мавзолей, не произнеся ни слова. Когда скорбный людской поток вынес его с девочкой на площадь, полковник снял черные очки и вытер слезы. Он был слеп.

— Папа, не плачь, — шептала девочка. — Не плачь, я все-все хорошо запомнила, я тебе расскажу. И, хочешь, мы пойдем с тобой еще раз? Ах, папа, он так похож!..

— Мы придем, — глухо сказал полковник. — Мы будем приходить сюда часто, — И совсем тихо добавил: — Я сдержу свою клятву.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.