Дангуоле оставляет солнечный дворик

– Вот как! Это за кого же? И не думай об этом. Вот придет папа, он тебе покажет Нукус…

Но Дангуоле сказала еще тверже:

–Мама, я все равно уеду.

И Чапайтене поняла, что повелением дочь уже не взять. Она подсела к Дангуоле на кровать, погладила полной розовой рукой ее тонкие белые руки, обняла ее маленькую светлую голову.

– Ой, дочка, куда же ты поедешь? Ты же ведь и не знаешь, кто он, что он...

– Мама, мы знаем и любим друг друга уже почти полгода!

Чапайтене расхохоталась до того, что лицо ее побагровело, она стала задыхаться.

– Ой, как много! Полгода да еще почти! Ха-ха-ха! Ну, хоть кто он такой? И что это за Нукус?

– Мама, он геолог. И едет на год в Нукус с геологоразведочной партией. И я там буду работать коллектором. Там такая жара!.. И пески! И арыки! И верблюды!.. И главное, я его люблю!

Лицо Чапайтене мгновенно сделалось бледным и серьезным.

– Вот тебе и радость: жара, пески, верблюды... И для этого уезжать из своего хорошего города...

– Мама...

– И для этого бросать и мать, и отца, и своих подруг...

– Мама...

– И оставить свою хорошую работу...

– Мама, я его люблю. И никакой хорошей работы у меня здесь нет. Я не могу сидеть на одном месте всю жизнь. Я уже ненавижу свою контору: и эти счета, и накладные, и картотеку, и даже нашего милого бухгалтера Леонаса... Вон посмотри, щепки, и те плывут по Нерису, и доплывают до Немунаса, и даже заплывают в море... И все куда-то едут и делают большие и хорошие дела.

– Когда же вы решили ехать?

– Сегодня, мама. Завтра мы уже должны вылететь из Москвы на самолете.

Дангуоле не было целый день.

А когда вечером она появилась во дворике, дома оказались не только ее родители Робертас Чапайтис и Дануте Чапайтене, – но и дворник Стасис Балюнас и дворничиха Пране Балюнене.