Чужая

- Жаба скоро красный флаг у лотка выкинет, на весь базар сегодня хвасталась: я, мол, такая-то и сякая, трудящийся человек и дочь у меня в комсомоле числится.

И вышло не так, как думала - в комсомол уйти и все домашнее - как хвост отрубить, - хвост тянулся следом, не давал о себе забыть.

Горечь оседала в душе и, невысказанная, жила и мучила.

А тут еще Лизу Кравкову откомандировали в дальний угол уезда волоргани - затором.

Случилось это так.

Далекое и безучастное зимнее солнышко вдруг словно спохватилось, вспомнило о земле, наклонилось низко, как нежная мать над колыбелью, жарко дохнуло в самое лицо, стало заботливым, внимательным и ласковым.

Начисто вымыло зимние стекла; заглянуло в каждое окно желтым, пухлым и теплым, как пирог, лучом, согнало с крыш снег и сосульки, во все уголки и закоулки заглянуло заботливым хозяйским глазом, и в два дня неузнаваемо изменился лик земли - не было рыхлых сугробов, тугих снежных гор, аршинных горбатых сосулек.

Оттаяли тонкие веточки, налились и лопнули тугие почки.

Варе отсчитывалась семнадцатая весна.

И от непонятной причины - от солнышка ли, от ветерка теплого, ласкового, от аромата ли липких почек - проступил на Вариных щеках такой нежный румянец, тугой кровью налились и расцвели губы и по-новому, по - непонятному зажглись глаза.

И вся Варя стала непонятная сама себе: то вдруг весело так, радостно, аж дух захватит, без всякой к тому причины, то-грустно, тоскливо так и плакать хочется.

Варе непонятно, а вот Нилу Никанорычу - понятно.

Ущипнул Варю за твердое плечо, выпустил на минутку мышки-глазки, те зубками мелкими, остренькими пощипали и скрылись в волосатом благообразии густых бровей и бак.

- Если яблоко созрело, его тут же надо снять, а то червь клюнется... Что думаешь об этом, Прасковья Парамоновна, долго ль до греха в комсомоле этом... Гляди, зачервивеет, а жаль, - налив первый сорт... Не прозевать бы... ась?

Мать, недовольная заигрыванием Нила Никанорыча, буркнула неопределенное. А Нил настаивал:

- Понятно, если по новым правам, то все равно, но, полагаю, для своей Варвары ты не о том думала, а для солидного человека, при девке должен быть свой цельный, нетронутый капитал... Узловатые растопыренные пальцы двигались и говорили что-то такое, от чего Варе стало стыдно и гадко.

Крикнула Нилу Никанорычу:

- Что вы обо мне, как о лошади, какое вам до меня дело!

И мать заступилась:

- Чтой-то ты, Нил Никанорыч, в самом деле, девчонке голову задуриваешь, забиваешь, чем не следует?!