Чары медной горы

Новоселы Каларского района, наверное, с улыбкой прочтут эти слова. Однако именно они лучше других понимают, что это такое – Северное Забайкалье. Постоянная угроза землетрясений. Вечная мерзлота. Крайне затруднено водоснабжение. Бездорожье. Суровый климат. Весь район от Байкала до Чары «поднят» на отметках 500 – 1000, а в Наминге около полутора тысяч метров над уровнем моря. Это лишь одна из причин колебания годовых температур. Их перепад в районе Чарской котловины достигает 91 градуса! Средняя годовая – отрицательная. Если в Нижне-ангарске. на северной оконечности Байкала, она равна минус 3,3 градуса, то в Чаре – минус 7,8.

Так же, как и в поселке Наминга, куда и привела меня из Чары белая дорога через перевалы.

Наминга. В переводе с эвенкийского – Ущелье ведьм», или Чертово ущелье-. Не знаю, как насчет чертей и ведьм, но в самом виде ущелья есть что-то чертовское. Ощутила это сразу, как только вышла темным вечером из вахтовки. На мрачном до черноты фоне, резко выделяясь, белели горы. Они тяжело нависали над поселком и сходились так близко, что, казалось, раскинь руки – дотронешься до них. Гнетущий пейзаж оживляла только мерцающая нить электрических огней, протянувшаяся вдоль белых громадин...

Крохотная гостиница Наминги до отказа была забита командированными геологами, и шофер вахтовки Саша Филоненко взял инициативу на себя Недолго думая, он подвез меня к одному из домов, открыл не запертую на ключ дверь.

– Принимай гостью! Я бы у нас оставил, – будто извиняясь, сказал он хозяйке, миловидной, приветливой, – да у нас беспорядок – только переселились. А у тебя вроде Алеша в командировке...

Так мы познакомились с Тамарой Панкевич. А через несколько минут уже сидели за самоваром в жарко натопленной кухне и говорили, как давние знакомые.

Какое же счастье дарят дороги Сибири! Как, впрочем, и дороги целины, Севера, деревянные проселки глубинки ». Невесть в какой час – рассветный ли, за полночь – вынесет тебя к какому-нибудь дому, и хозяева не посмотрят косо, не будут расспрашивать, кто ты и откуда, а встретят доверием и чашкой чая. Я узнала, что Тамара вместе с мужем окончила Иркутский геологоразведочный техникум. В Наминге уже несколько лет. Она экономист. Алексей – мастер штольни. Заманили сюда и стариков родителей.

В последние годы Наминга выросла, вытянулась по ущелью. Кажется, совсем недавно жили здесь чуть больше ста человек, а сейчас одних детей около двухсот. Даже школу-восьмилетку открыли.

На таких вот территориях пионерного освоения нередки дома, в которых. несмотря на прибранность, властвует ощущение временности жилья. Панкевичи. наоборот, укореняются основательно. Такие люди составляют золотой запас во всяком новом и надолго рассчитанном деле. Они не уезжают до тех пор, пока не отпадет надобность в их знаниях и работе. А она не отпадет и на веку Панкевичей и на веку их детей.

Сегодня главный объем исследований ложится на наминганское плечо. С приближением рельсов БАМа резко возрастает масштаб геологоразведочных работ. Давно завершен поиск открытых месторождений. Определены их запасы. Сейчас последний этап – разведка глубоких горизонтов и флангов Удоканского месторождения.

...На много километров тянутся подземные коридоры. Малахитово блестят заиндевелые стены. Температура здесь даже в летнюю пору не поднимается выше минус семи. Но день и ночь идет работа. Удары пульса этой работы слышны далеко окрест. Взрыв – и содрогается каменное нутро скалы, а штольня удлиняется на очередные полметра.

Мы прятались в закутках и отсеках, а газ и пыль, стелющиеся по рельсам, настигали нас. Каково было тем, кто работал в эпицентре этого рукотворного землетрясения?!

Другой ударный участок – бурильный отсек. Рабочие в графите и солярке, как в гриме. Блестят только зубы и белки глаз. Скрежещут ворота, стучит и лязгает металл. Сотни и сотни метров тверди нужно пробурить, а потом поднять на поверхность керн – цилиндрические колонки пробной породы. Пробы будут отданы геологам, и уже в лабораториях с помощью точной оптики можно будет разглядеть, чем еще удивит Удокан.

Он уже удивил обширностью своих запасов. Это не месторождение, а целый рудный район. Он удивил тем, что местами медь будет добываться в открытых карьерах, более дешевым способом. Он продолжает удивлять богатым содержанием меди в руде.

А каковы перспективы? Куда ведет героика первых троп? Здесь будет возведен город Удокан со стотысячным населением. Будет построен горнообогатительный комбинат. В основу проектов ученые заложили множество жестких требований. И прежде всего экологические. Не случайно уже сегодня ведется речь о создании технологий, исключающих саму возможность загрязнения воздуха. Безвзрывной метод добычи руды в карьерах. Конвейеры, вибротехника, электронная сепарация руд – она позволит обойтись без воды, без реагентов, а следовательно, и без ядовитой грязи промышленных стоков. Здесь, в индустриальном Удокане, недопустимы теплоэлектроцентраль и котельные. Только электроснабжение.

Пока что мы свидетели лишь самого первого этапа создания Удоканского промышленного узла. Периода, которым, выражаясь языком специалистов, завершится глубокое научное овладение территорией. Ввод в действие этой крупнейшей сырьевой базы страны отодвигается на рубеж столетия. Понятие «будущий город» должно стать синонимом понятия «город будущего». Потомкам, жителям века XXI, мы должны оставить наследство, которое позволит им думать о нас с благодарностью. Позволит, как и нам, писать о красоте своей земли...

Но вернемся в сегодняшний день – в Намингу. И от штольни, мимо горного озера, минуя дорогу, пешеходной тропой поднимемся круто вверх. Я веду вас к небольшому, на два крыльца, деревянному дому, удобно бросившему якорь в распадке. Это снеголавинная станция.

В доме две семьи: Тамара и Алексей Андрюк, Эмма Вайс и Сергей Гун. Два метеоролога и два лавинщика. Подошел срок, и вместе с Тамарой по ступенькам, вырубленным в снегу, мы лезем вверх на метеоплощадку. Скользкий «трап» уходит из-под ног. Мороз умерен, но ветер на вершине пронизывает насквозь. Тамара или Эмма в свое дежурство поднимаются сюда через каждые три часа. Жарко ли, холодно, ночь ли, день, вставай, иди. Минута в минуту необходимо выйти на связь и передать в эфир только что снятую с приборов сводку.

Главные рабочие точки лавинщиков привязаны к нескольким вершинам. В снегу пробиты шурфы, из которых раз в пять дней берутся пробы снегов. Снежный покров состоит из многих слоев, к концу зимы их набирается около двадцати. Пробы берут из каждого слоя, фотографируют, печатают их увеличенные портреты». Каждый по-своему неповторим: среди мириадов снежинок нет близнецов. Портретов таких сотни. По ним тщательно исследуется структура снега.

Лавинщики прослеживают, как белая звездочка превращается в зерно, потом ограняется, как образует глубинную изморозь. Как при определенном количестве осадков, температурах, направлении и скорости ветров звездочка эта, уже в легионах себе подобных – белой опасностью, лавиной, – помчит вниз, сметая все на своем пути. Не случайно во всем мире лавины называют белой смертью.