Букинист на Университетской

Рустем Кутуй| опубликовано в номере №1066, октябрь 1971
  • В закладки
  • Вставить в блог

– Ака, – кивала марийка и отталкивалась веслом.

Он следил, как ловко она работает легким деревом под синее журчание воды, удаляясь наискосок к спортивному лагерю. В мужнином сношенном пиджаке с большими плечами она была похожа на суровую птицу, нечаянно опустившуюся на лесное озеро.

– Эй! – раздавалось у другого берега. – Молочка ната?

Ни с кем, кроме отца и марийки, он не разговаривал. В груди собралась звонкая пустота. Он одичал, как волчонок, привыкая жить как попало. С озера возвращался часам к двум, вконец пропеченный солнцем.

– Проголодался? – спрашивал отец.

– Пойду половлю раков. А ты костер готовь, – отвечал он прорезывающимся баском. – Вот по кружке молока хлопнем, а?

Они чокались алюминиевыми кружками, оба в плавках, ошалевшие от жары. Говорили мало. У каждого было свое дело. Один чего-то там писал и в пекло и в дождь, другой по возможности обеспечивал еду, потому что каша и суп из пакетов осточертели. На уху Валька обеспечивал окуней, на ужин – раков.

Он выходил из палатки на берег, надевал маску и ласты, и начиналась охота. Через полчаса приносил целлофановый кулек раков, а на костре уже закипала вода в котелке. Вот была житуха! Рай. А раков они любили оба и творили еду, как молитву, сидя у древнего огня, озаренные всплесками пламени. А наверху гулял ветер.

– А чего, тут можно всю жизнь прожить, – говорил Валька. – На зиму дом поставить, лес и прокормит. Люди-то жили.

– Давно. Теперь не протянешь.

– Я бы лыжи широкие сделал. Тут лес дикий.

– Говорить разучишься.

– Ну да, сам с собой бы разговаривал.

– Дурачок ты.

Валька верил, что он смог бы протянуть зиму в одиночку. Его мускулы наливались силой, грудь была крепкой и гудела, как колокол, если ударить кулаком; ее украшал недолговечный талисман – красные клешни рака. Он не чувствовал усталости и бродил по лесу наугад, без троп, не вздрагивая от внезапного шороха. Он знал, дом – на юге, и спокойно углублялся в чащу. Ни разу он не заблудился, не ощутил тайной жути, а однажды возвратился в потемках, неся целый пучок прутьев, сплошь утыканных белыми грибами. Жизнь его была свободна от каких бы то ни было сожалений.

Потом началось это...

В одно из воскресений Валька переплыл на лодке в спортивный лагерь. Белая рубашка горела на черной коже. Что-то его потянуло на тот берег, и приоделся он по такому случаю, словно отправлялся в гости. «Валенок прифрантился», – сказал сам себе. Он сел на лавочку около пустынного футбольного поля и немного заскучал. И тут кто-то подкрался сзади и закрыл ладонями ему глаза. Плотно так затворил и задышал на затылок. У него не было здесь знакомых, и Валька удивленно хмыкнул и поискал руками в воздухе. Услышал скоренький, рассыпчатый смешок, и душа его замерла, и сердце ударило глухо и напряженно. Смеялась девочка, и, судя по всему, смелая и напористая. Валька осторожно дотронулся до запястий, но она и не собиралась отнимать рук, а, наоборот, сдерживая набегающий смех, посильнее сжала голову, и перед Валькой начали всплывать цветные круги. Он легонько привстал, но девочка придавила локтями плечи, и больше он не двигался, решив, что скоро ей надоест.

– Кто? – хрипло сказал Валька.

– А что на этой ниточке? Неужели крестик? Вы верите в бога, Хоро-хоркин?

– Хватит, – взмолился он. – Нельзя ж так долго.

  • В закладки
  • Вставить в блог
Представьтесь Facebook Google Twitter или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.

В 4-м номере читайте о знаменитом иконописце Андрее Рублеве, о творчестве одного из наших режиссеров-фронтовиков Григория Чухрая, о выдающемся писателе Жюле Верне, о жизни и творчестве выдающейся советской российской балерины Марии Семеновой, о трагической судьбе художника Михаила Соколова, создававшего свои произведения в сталинском лагере, о нашем гениальном ученом-практике Сергее Павловиче Корллеве, окончание детектива Наталии Солдатовой «Дурочка из переулочка» и многое другое.



Виджет Архива Смены