Броня

Сергей Смородкин| опубликовано в номере №1153, июнь 1975
  • В закладки
  • Вставить в блог

Музей краеведения в Новокузнецке попросил сталевара Чаянова написать свою биографию. Александр Яковлевич просидел полдня, скрипя пером-вставочкой в тетради, тщательно вымарывая неудачные, на его взгляд, места. Закончил писать, прочитал, далеко отставив от себя тетрадь. Потом позвал тезку – пятиклассника Александра, отдал внуку тетрадь, сказал: «Перепиши-ка почище». И добавил, вздохнув: «Да покрупнее. Маловато что-то получилось».

Александр старательно переписал. Биография деда заняла полтора тетрадных листа. Родился и вырос его

«Мысль есть», – сказал я Никитину. Он тогда был у нас мастером по спецсталям. Толковый сталевар. Только осторожный. Риск не любил. «Сам понимаешь, как я тебе разрешение дам? А ежели свод подожжешь? Голову же вместе с волосами снимут?» Пошел я к Сахарову Алексею Алексеевичу. Начальнику нашего цеха мартеновского. Так и так: хочу броневую сталь без добавки смеси сварить. «Разрешите?» «Дай подумать, – говорит. – Утром скажу».

– Алексея Алексеевича хорошо помню, – сказал Валентин. – Только-только на комбинат пришел. Стою в прокатном, смотрю, как слитки идут. Сахаров мимо проходит. Говорит: «Похож на отца. Похож. Сразу узнал, что Чалков». Потом спросил: «Нравится?» – и на слитки кивнул. «Красиво», – говорю. Он головой покачал: «Красивого тут ничего нет. Видишь, внутри темные полосы да пятна? Металл, значит, охлажден. Значит, брак. Раковины потом будут...»

– Не перебивай, – сказал Борис. – При чем тут раковины?

– Да к слову.

– Есть. Нашел это место про премию, – сказал Александр Яковлевич, переворачивая страницу.

«Вижу, пора пробу брать. Плеснул из ложки. Искры рассыпались – углерод в норме. Броню для самолетов сварили в 185-тонной печи за одиннадцать часов вместо восемнадцати. Приносят мне премию прямо к печи. Она тогда натурой выдавалась. Хлеб. Мясо. Сахар. Еще пол-литра водки положено было. Ну, мы на радостях эту премиальную бутылку тут же и выпили. Народу много к печи пришло поздравлять. Досталось каждому по наперстку. Климасенко Леонид Сергеевич – начальник смены, он потом директором «Запсиба» работал, тост сказал: «За скоростную, но не последнюю! За победу!»

– Про чарку ты, батя, убери, – рассудительно сказал Саша. – Для музея не пойдет.

– Ладно, зачеркну. А вот вспомнилось. Ясно так. Первая скоростная. Ребята. Как мы с Климасенко потом сражались из-за раскислителей... Не дай бог! Я горячий. А он порох. И упрямый. Мне все говорил: «Ну, я хохол, мне положено быть упрямым. А ты же русских кровей. Ну, уступи...» И хохочет. Рекомендацию в партию Климасенко мне давал. Подходит как-то ко мне, говорит: «Иди в диспетчерскую, Никитин тебя пока у печи подменит». Я как был, пошел – в красной фуфайке, закопченный. Зачитали рекомендации. Биографию рассказал. Потом спрашивают: какая сегодня главная задача для большевика? «Задача одна: все силы для победы отдать, чтобы врага одолеть», – отвечаю. Приняли единогласно. В сорок втором было. Будто вчера...

Александр Яковлевич прикрыл рукой глаза. Как бы от яркого света.

– У нас где-то фотография есть. Вы с Климасенко сняты. В шляпах стоите. Плащи на руках. Принеси-ка, Саша, альбом. Поглядим, – попросил Борис.

Саша принес альбом. Желтоватые, серые кусочки картона легли на стол, как замершая жизнь.

– А я этот снимок не помню, – сказал Борис. – Когда это? Мама в шубе. Я ее в ней не видел. А Валя с Юрой – «женихи». Прямо «женихи». Такие большие. Валерка за колясочку держится. Чтобы не упасть перед фотографом. Года два ему?

– Дай-ка взгляну. – Юра взял снимок.

– Ага... Валентин, Саша с ним рядом. Вот и я. В футболке. Отец в кителе, как всегда. А мама почему-то и впрямь в шубе. Весна ведь. Вон, в левом углу и ветку с листочками видно...

– Разреши.

Валентин смотрел на выцветший снимок, припоминая что-то.

– Точно. Это как раз та весна, – сказал он. – Ну, когда шубу выиграли. Не помните, что ли?.. Про выигрыш этот я первым узнал. Собирался на каток. К валенкам коньки прикручиваю, тороплюсь до прихода матери. Я же от бельевой веревки добрый кусок отхватил без разрешения. И вдруг слышу шаги мамины и... смех. Я прямо остолбенел от этого смеха. Мама тогда и улыбалась-то редко... А тут смех, и я с этой веревкой.

– Тебе потом досталось все равно, – говорит Татьяна Васильевна.

  • В закладки
  • Вставить в блог
Представьтесь Facebook Google Twitter или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.

В 4-м номере читайте о знаменитом иконописце Андрее Рублеве, о творчестве одного из наших режиссеров-фронтовиков Григория Чухрая, о выдающемся писателе Жюле Верне, о жизни и творчестве выдающейся советской российской балерины Марии Семеновой, о трагической судьбе художника Михаила Соколова, создававшего свои произведения в сталинском лагере, о нашем гениальном ученом-практике Сергее Павловиче Корллеве, окончание детектива Наталии Солдатовой «Дурочка из переулочка» и многое другое.



Виджет Архива Смены