Бэри - бэри | Смена

Колосков спустился в каюту, чтобы надеть свежий китель. Наш командир был особенно щепетилен, когда дело доходило до официальных визитов.

- Товарищ Широких, - сказал он, - найдите синдо, выстройте японскую команду по правому борту.

- Есть выстроить! - ответил Широких. Это был серьезный, очень рассудительный сибиряк, с лицом, чеканенным оспой, белыми бровями и славной, чуть сонной улыбкой, которой он встречал остроты Сачкова и кока. Кроме обстоятельной, чисто степной медлительности - он отличался бычьей силой, которой, впрочем, никогда не хвастался.

Помню случай, когда, погрузившись в воду по пояс, Широких переносил со шлюпки на берег 12 - пудовый якорь. И это в свежую погоду, на осклизлых крупных камнях!

На «Смелом» он служил рулевым.

Громыхая сапогами, Широких прошел по палубе японской шхуны, поднял цыновку и присел на корточки перед люком.

- Ваша который синдо? - спросил он деловито. - Ваша бери люди, ходи быстро на палубу.

В ответ из кормового люка вырвался стон.

Мы видели, как Широких перекинул ноги и с трудом протиснулся в узкое отверстие. В трюме загалдели, затем сразу стихло.

- Уговорил! - сказал Сачков посмеиваясь.

Но Широких не показывался. Шхуна по - прежнему казалась мертвой. На палубе ее блестела сухая тресковая чешуя. Только несколько ярких фундоси, подвязанных бечевками к вантам, напоминали о жизни на корабле.

Наконец, из трюма вылез Широких. Он был краснее обычного и осторожно, точно ядовитую гадину, держал в вытянутой руке какую - то бумажку.

- Товарищ лейтенант, - загудел он еще с палубы шхуны. - Разрешите доложить. Произведен осмотр кормового трюма. Обнаружено одиннадцать хищников, в том числе синдо. Трое показывают заразные признаки. Остальные чирьев на спине не имеют... Вступают в пререкания. Лежат нагишом.

- Какие чирьи?.. Вы что?

- Надо полагать, чумные... Стонут ужасно.

- Что вы болтаете? - возмутился Колосков (Он был в новой форме с двумя золотыми нашивками и фуражке со свежим чехлом). - Идите сюда... Нет, стойте. Покажите письмо.

Широких передал клочок, на котором печатными русскими буквами было выведено:

«Помогитце. Заразно. Сибировска чумка. Весьма просим россике доктор».

Если бы японцы специально задались целью смутить Колоскова, - лучшего средства они бы не придумали. Бравый балтиец, человек зрелого, стойкого мужества, он по - детски боялся всего, что пахнет больницей. В девятнадцать лет на фронте Колосков впервые узнал от ротного фельдшера о бациллах - возбудителях тифа. Здоровяк и остряк, он всенародно поднял лектора на смех (в те годы Колосков был твердо уверен, что все болезни заводятся от сырости). Но когда упрямец увидел в микроскоп каплю воды из собственной фляжки, он заметно опешил. По собственному признанию Колоскова, его точно «снарядом шарахнуло». Странные полчища палочек, шариков, точек поразили воображение моряка. С прямолинейностью военного человека Колосков решил действовать, прежде чем «гады», кишевшие всюду, доведут его до «соснового бушлата»... Он привил оспу на обе руки, завел бутыль йода и принялся старательно мазать свои и чужие царапины. Змея и чаша стали в его глазах знаком высшей человеческой мудрости.

С тех пор прошло 20 лет с гаком, но если вы увидите когда - нибудь моряка, который пьет кипяченую воду или снимает с яблока кожуру, это будет наверняка Колосков.