Мы жили на Арбате. Белинский нанял себе комнату от жильцов - против нашего дома во дворе - и пригласил, нас на новоселье пить чай. Комната была у него в одно окно, очень плохо меблированная.

Я вошла и удивилась, увидя на окне и на полу у письменного стола множество цветов... Белинский, самодовольно улыбаясь, сказал:

- Что - с, хорошо?.. А каковы лилии? Весело будет работать, не буду видеть из окна грязного двора.

Любуясь лилиями, я спросила Белинского:

- А, должно быть, вам дорого стоило так украсить свою комнату?

Белинский вспыхнул (он при малейшем волнении всегда мгновенно краснел).

- Ах, зачем вы меня спросили об этом? - с досадою воскликнул он. - Вот и отравили мне всё! Я теперь вместо наслаждения буду казниться, смотря на эти цветы.

Панаев его спросил:

- Почему вы будете казниться?

- Да разве можно такому пролетарию, как я, дозволять себе такую роскошь!...»

Забота о Белинском «хозяина русской литературы»

«... Болезнь его принимала всё более и более угрожающий характер, - вспоминает знакомый Белинского, Н. Н. Тютчев, - Во второй половине мая 1848 года посылает он как - то раз за мною. Придя к нему, я застаю его в страшном волнении и беспокойстве, дело в том, что к нему явился жандарм с повесткою, приглашавшею его в III отделение. Стоит только вспомнить начало 1848 года и репрессивные меры, принятые у нас вслед за февральской революцией в Париже и за мартовскими волнениями в Германии, чтобы понять, какое впечатление должно было произвести неожиданное появление жандарма в квартире Белинского.

Виссарион Григорьевич, не встававший уже с кресла, задыхающимся от волнения и от слабости голосом просил меня побывать в III отделении, отыскать там бывшего учителя Белинского, в то время служившего старшим чиновником в III отделении, действительного статского советника Попова, и узнать: для чего его требуют.

Приехав в III отделение, я объяснил Попову о тяжкой болезни Белинского, приковавшей его к креслу, и спросил: чего от него желают?»

Попов заявил Н. Н. Тютчеву, что Белинский должен явиться в жандармское III отделение «для того, чтобы лично познакомиться с Леонтьем Васильевичем Дуббельтом, хозяином русской литературы».

В обществе и дома

«... Белинский был очень застенчив и вообще терялся в незнакомом обществе или в очень многочисленном, - вспоминал А. И. Герцен в своих знаменитых мемуарах «Былое и думы», - он это знал и, желая скрыть, делал пресмешные вещи. К. уговорил его ехать к одной даме; по мере приближения к её дому Белинский всё становился мрачнее, спрашивая, нельзя ли ехать в другой день, говорил о головной боли. К., зная его, не принимал никаких отговорок. Когда они приехали, Белинский, сходя с саней, пустился было бежать, но К. поймал его за шинель и повёл представлять даме.

Он являлся иногда на литературно - дипломатические вечера князя Одоевского. Там толпились люди, ничего не имеющие общего...

... Белинский был совершенно потерян на этих вечерах между каким - нибудь саксонским посланником, не понимавшим ни слова по - русски, и каким - нибудь чиновником III отделения, понимавшим даже те слова, которые умалчивались. Он обыкновенно занемогал потом на два, на три дня и проклинал того, кто уговорил его ехать...

Милый Белинский! Как его долго сердили и расстраивали подобные происшествия, как он об них вспоминал с ужасом, не улыбаясь, и похаживал по комнате и покачивал головой.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.