Антиквары

Корнилов потянул руку к трубке. Голос у Елены Сергеевны был взволнованный. Она твердила, что ей стыдно, но за что стыдно, полковник никак не мог понять.

— Вы мне объясните не торопясь, — попросил он. — Что у вас случилось?

— Я сказала вам... — Остальных слов Корнилов не расслышал, потому что Травкина перешла на шепот.

— Вы из телефонной будки говорите? — догадался он.

— Да. С Петроградской.

— Можете приехать сейчас?

Травкина долго молчала, и полковник понял, что она стесняется официальной обстановки.

Они договорились, что Корнилов встретит ее у подъезда на Литейном...

— Вы меня простите, пожалуйста, — сказала Травкина вместо приветствия. — Я так виновата перед вами... Но вы поймете — у вас глаза добрые. И грустные. — Она смотрела на Корнилова смущенно.

— Не волнуйтесь, Елена Сергеевна, — Корнилов слегка опешил от такого заявления. — Давайте пройдемся по бульвару, и вы мне все спокойно расскажете.

— Хорошо, что по бульвару. — Травкина взглянула на полковника с благодарностью. — У меня не хватило бы духу исповедоваться в кабинете, сидя перед вами за столом...

Она напомнила Корнилову растерянную школьницу, провалившуюся на экзамене, не обращающую внимания на свой внешний вид, на помятую кофточку, растрепанные волосы, всю ушедшую в свои переживания.

Они медленно пошли между чахлыми липами неухоженного бульварчика. Полковник не торопил Елену Сергеевну, ждал, когда она соберется с духом.

— Я, наверное, прискакала в обеденное время? — спросила Травкина.

— Не беспокойтесь. Найду время перекусить.

— Так вот, — Елена Сергеевна вздохнула глубоко. — Рядом с вами идет лгунишка. Да. Да. Я все наврала. — Тут же она спохватилась: — Не все, конечно, но в главном...

— Может быть, сядем на скамейку? — предложил Корнилов.

— Нет! — Она энергично тряхнула своими кудряшками. — Язык у меня не повернулся сказать вам в прошлый раз об этом. Ведь я люблю его! — В ее голосе звучала неподдельная горечь. — И он, слава богу, оказался совсем ни при чем! Только мне могли прийти в голову такие идиотские мысли! — Елена Сергеевна посмотрела на Корнилова с мольбой. — Я говорю о Павле Лаврентьевиче. О Плотском... Смешно, да?

— Почему же смешно? — сказал Корнилов, начиная догадываться, о чем умолчала Елена Сергеевна в предыдущем разговоре.

— Смешно! — упрямо повторила Травкина. — Вы же его не знаете, поэтому так и говорите. Плотскому за шестьдесят. Старик, — сказала она с горечью, но тут же изменила тон. — Но попробуйте найти таких обаятельных, остроумных людей среди молодежи! Таких внимательных! — Она дотронулась до руки Корнилова. — Игорь Васильевич, мне сорок лет, а я не видела жизни. — В глазах у Травкиной стояли слезы, и полковник поразился тому, как резко меняется ее настроение. Ему хотелось прервать ее, заставить говорить о том, что его сейчас больше всего интересовало, но он не мог этого сделать.