— Меня освободил Иркутский областной суд, — отвечал каждый из свидетелей.

— Не помню, что говорил государственный обвинитель. Поразило только, что он ни разу не назвал меня ни мошенницей, ни авантюристкой. В заключение сказал, мол, хорошо, что Левицкая проработала в облсуде всего два года. Если бы больше, она бы нам половину Колымы распустила бы. И вменил мне в вину освобождение более сотни заключенных. Я еще подумала: как же они подсчитали?..

Приговоры тогда умели писать. Слышу: «освобождала врагов народа, подрывала устои». Думаю: так меня расстрелять мало. Может, и расстреляли бы, но смертная казнь после войны была отменена. Двадцать лет лишения свободы. Пять лет высылки. Три года поражения в правах. Конфискация имущества. Возмещение материального ущерба. Исключение из партии.

Выслушав частное определение в отношении лиц, «прозевавших» Левицкую, Баев упал. Сердце... На другой день он умер.

Сын закончил школу с серебряной медалью.

— Решил поступать в Ростовский юридический. А его спрашивают: где родители? Он отвечает: «Мама сидит». «Забирай документы». Поехал в Ленинградский институт имени Герцена. Ему и там от ворот поворот. Он — в Ялтинский педагогический. Снова отказ. Я ему пишу: ты не говори про меня. А он: что же мне говорить? Что мама умерла? Потом, когда отказались принять документы в Черновицком университете, Виктор пошел в обком партии. И там нашелся человек, позвонил ректору и велел допустить до приемных экзаменов. Ну, а дальше сыну не надо было помогать. Окончил университет с отличием. Сейчас он профессор.

Сколько ни хлебнула горя Зинаида Григорьевна, краски жизни не разделились для нее на одни только черные и белые цвета. Помнит не только плохое. Помнит, как помог добрый человек ее сыну выбираться в люди. Как ректор Днепропетровского технологического института в своем кабинете кормил ее дочь принесенными из дома обедами. Как один из надзирателей в Бутырках, улучив момент, подбрасывал ей куски хлеба. С каким нескрываемым уважением относился к ней начальник лагеря в селе Плишкино, последнем лагере, где она побывала за годы заключения. Но особенно запал в память случай в Иркутской тюрьме 27 марта 1953 года. Дверь камеры отворилась, вошли двое офицеров. И Левицкая увидела, как один показал другому на нее. Тот, что был чином повыше, попросил Зинаиду Григорьевну подойти и тихо спросил, сколько лет ее сыну. Услышав ответ, с сожалением произнес: «Не пойдет!» Под амнистию попадали прежде всего женщины, у кого были дети не старше 12 лет.

Но Левицкую милость обошла не полностью. Срок был сокращен наполовину. А потом, в конце 1953 года, она написала Маленкову, и ее освободили.

Ехал я в Ейск с легкой тревогой. Все-таки около 80-ти Зинаиде Григорьевне.

— Зинаида Григорьевна работает в парке, — сказала соседка.

— Где я мог бы увидеть Левицкую? — спросил я в конторе парка.

— Как где? Будто не знаете! Туалеты прибирает, где ж еще?

— Напрасно тревожились, — сказала она мне. — Отец мой прожил до 93 лет, мать — 107. Чувствую себя прекрасно. Освободилась я, поехала к дочери. Дочь в это время работала в Красноярске. Ну, я — к ней. Таскала раствор на стройке. Потом устроилась воспитателем в общежитие, где жила с Валей. Одновременно работала уборщицей в школе, почтальоном. Потом вернулась в Ейск. Устроилась машинисткой в отдел народного образования горисполкома. Получала 300 рублей. А за квартиру платила 150. Когда судимость с меня сняли, решила в партии восстановиться. В горисполкоме как получили из Иркутска копию приговора, за голову схватились: кого приняли на работу?! Я говорю: товарищи дорогие, неужели после XX съезда у вас мозги не стали по-другому работать? Меня даже слушать не хотели. Молотов в годы правления Черненко восстановился в партии. А у меня не получилось...

Дело Левицкой в архивах не сохранилось. Эта история написана в основном с ее слов...

В 1953 году ее судили два суда. Выездная сессия и суд людской. Один назначил ей 20 лет и массу других кар. Другой полностью оправдал. Сегодня, когда появилась возможность рассказать об этом необычном деле, Зинаида Григорьевна Левицкая как бы снова предстанет, на этот раз перед всеобщим, человеческим судом.

Знаю, защитники скажут: она преступала закон не ради себя, а ради других. Знаю также, что найдется немало обвинителей. Один уже заявил мне: если она такая отчаянная, должна была, чувствуя угрозу разоблачения, покончить с собой, но денег на спасение не брать!

Что ж, давайте еще раз разберемся, в чем виновата Левицкая, в чем нет. Но, независимо от вердикта, пусть это дело хранится в нашей памяти. Вместе с умением сострадать и бороться с жестокостью.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.