[txt] [zhu] Часть текста отсутствует

Обросшая мхом и лесами бесконечная мансийская пустыня — полчаса висел над ней на вертолете Салманов. В неподвижных, в прошлое ушедших глазах стояли все те же болота, окна озер, жалкие, кривые, засохшие сосенки. Земля, казалось, не двигалась, словно застыв где-то внизу под толстым упругим колесом «МИ-4».

Расчищенная от леса площадка мелькнула внизу. Какая же это скважина была?.. Прижался лбом к стеклу — трава растет, кустики какие-то уже торчат... Кажется, в апреле шестьдесят седьмого? Выброс глинистого раствора, открытый газовый фонтан с пожаром. Пламя взметнулось на сорок метров... Надо было сразу же закрывать превентор, останавливать двигатель. От страха вахта разбежалась, саданула искра… Он поморщился... Словно отпечаталось в памяти, как сломалась, рухнула на землю стальная громада вышки, ставшая в огне мягкой, как воск... Вспомнились бесконечные объяснения с главком, прокуратурой.

Вертолет гудел, и ничего не было слышно в его свистящем вое, а Салманов все смотрел и смотрел вниз. Там, на земле, были его победы и его поражения. Поражение могло стать в последний момент победой. И победа — поражением. «Что перевесит, если на чашах весов взвесить победы и поражения?» — подумал он снова.

Припомнилась вдруг обнадежившая, а потом стоившая стольких мытарств другая салымская скважина. Сначала шло интенсивное нефтегазопроявление, выбросы наверх разга-зированного глинистого раствора. Боясь открытого фонтана, он прекратил тогда бурение. Но и после цементажа скважина продолжала обильно харкать раствором... Черт его знает, тогда, наверное, оборвалась где-то обсадная колонна труб... Сначала скважина всасывала в себя, как губка, раствор, потом стала опять выбрасывать его, фонтанировать нефтью и газом, затем пластовой водой. Она словно измывалась над ними, став неуправляемой. Цементный мост, которым хотели блокировать нижний продуктивный пласт для того, чтобы испытать верхние горизонты, сделать не удалось. Когда заложили второй мост, вдруг оказались намертво прихваченными насосно-компрессорные трубы. Потом их оборвали. Потом с трудом ликвидировали обрыв. Потом пришлось ликвидировать и скважину, потому что нельзя было избавиться от прихвата. Трубы вращались, но не шли ни вверх, ни вниз...

Он вдруг вздрогнул.

Газировала, вспенивала раствор одна из пробуренных на Верхнем Салыме скважин. Что, если она выкинет такой же фокус? Что, если победа и здесь превратится в поражение? Точнее, осквернится им? Все было позади: и Мегион, и Усть-Балык, и Салым. Жить на старые проценты? Победа. Новая победа, которой давно уже не было!.. Как хлеб, как вода!.. Только победы жаждала всегда его честолюбивая воля. Ограничиться тем, чего достиг, — славой одного из первооткрывателей нефти, «спеца» по устройству северного быта! Успокоиться многочисленными титулами и званиями, властью, выходящей далеко за рамки власти обыкновенного начальника экспедиции? Но ведь он был жив, жив! И потому все, что было достигнуто раньше, казалось уже мелким, незначительным, несущественным.

Несколько статистических выкладок. Плотность населения в нефтяной Тюменщине в тридцать восемь раз ниже среднего показателя по РСФСР и в двадцать пять раз ниже, чем в Западной Сибири. В таких городах, как Сургут, Нефтеюганск, рабочих поселках Нижне-Вартовское, Мегион, Игрим, являющихся центрами интенсивного освоения природных ресурсов, население, по данным Института экономики и организации промышленного производства Сибирского отделения АН СССР, на 90 — 97 процентов формируется за счет притока из других районов страны. Причем приток почти равен оттоку. На большинстве предприятий, например, у двух третей рабочих и служащих стаж работы в тамошних местах не превышает года, в строительных же организациях из ста человек работают постоянно в течение всего года в среднем двадцать пять человек, остальные три четверти — птицы залетные.

Жизнь в условиях элементарной необустроенности; отсутствие (или острейший недостаток) того, что мы называем культурно-бытовыми учреждениями; жена, дети за тридевять земель; суровая природа. В итоге человек, несмотря на относительно высокую зарплату, не может и не хочет жить здесь долго. Однобокая структура хозяйства с ее резким креном в производство и низким уровнем развития сферы услуг не способна решить проблему занятости женщин. Отсюда и ярко выраженный «мужской» характер миграционных потоков, что приводит к нарушению демографического равновесия — также одному из факторов слабой приживаемости населения. В чем выход? В комплексном ведении хозяйства, в рациональном сочетании материальных стимулов с другими, в гармоничном распределении капитальных вложений на производственные и непроизводственные цели.

Как человек деловой, Салманов видел наглядную и очевидную связь, существующую между метражом бурения, открытием месторождений и хотя бы метражом жилья. И не просто метражом, а цивилизованным метражом. Теплым, с водой, с газом и т. д. Осложнения бывают разного порядка. Характер северной зимы не умаслишь, с ней надо считаться. Но считаться с тем, что является подчас результатом элементарной нераспорядительности, административной негибкости? Принимать бесхозяйственность какого-нибудь кабинетного чиновника за объективный фактор? Предприимчивость жила в крови, опыт же дал убеждение, что те ухабы на пути, что назначены самой природой, надо брать с бою.

Что он мог?

Он мог с необыкновенным проворством воспользоваться любым случаем. Пользуясь, например, наступлением ледостава и тем, что баржи и суда, следующие с грузом, на Север, встали на прикол у его пирса, оббив все пороги, необходимые для согласования, обзвонив вся и всех, забрать для своей экспедиции сверх уже отпущенных фондов стекло, стройматериалы, оборудование и строить дома, спортивный комплекс, поселковый телецентр, возводить впервые на обском Севере теплицы. И все это делать широко, с размахом, с расчетом на завтрашний день. Он мог освоить средства, отпущенные на культурно-бытовое строительство в два, в три, в четыре раза больше, чем предусматривалось сметой. Остаться к концу года в долгах, как в шелках, в катастрофическом положении и в самый последний момент спокойно расплатиться деньгами, не освоенными в других экспедициях и списанными поэтому на его счет. В условиях Севера, где миграционный приток почти равен оттоку, он смог создать для нефтяников своей экспедиции совершенно нормальные, городские (а подчас и выше, чем городские) условия жизни, сплотив их этим в один кулак, нацеленный на план, на нефть, и полностью на несколько лет вперед решить вопрос жилья, позабыв одновременно о текучести кадров. Он мог для того, чтобы перед каким-нибудь ответственным матчем высушить Футбольное поле, поднять в воздух «МИ-6» и несколько часов крутить над стадионом его винты, платя за каждый час по тысяче шестьсот рублей экспедиционных денег, понимая, что финал розыгрыша областного первенства, проводимый не в двухсоттысячной Тюмени, а в своем четырехтысячном Горноправдинске, будет праздником для всего коллектива экспедиции и с лихвой окупится, в том числе и экономически. Но мог и из собственного кармана не раз и не два платить пожарникам крупные штрафы за то, что, несмотря на требуемые инструкциями противопожарные зоны вокруг жилых домов, упорно сохранял в поселке острова естественного леса, опять же прекрасно понимая, что красота тоже приносит свою прибыль и просто нужна человеку. Он мог, сам выходя первым на поселковые воскресники и не увиливая ни от какой черной работы, бросать на строительство телецентра или теплицы, Дворца культуры или детского сада, на очистку или озеленение улиц (березки, березки, тонкие прутики, которые надо сажать в этой земле из года в год!) буквально все, кроме младенцев и стариков, четырехтысячное население поселка. Он мог содержать в штате экспедиции и немалый штат тренеров, руководителей самодеятельности, агрономов. Собрав вокруг себя во всех звеньях — производственных и непроизводственных — деловых, нахрапистых людей, заставлял их работать на полную катушку, из месяца в месяц перевыполняя планы по бурению, производительности труда, приросту запасов, из квартала в квартал завоевывая знамена и премии по линии своего главка и министерства и первые места на всяческих смотрах и спортивных соревнованиях. Выезжая в командировки — в Тюмень ли, Москву, другой город, — делал свое прямое дело и между тем неутомимым челноком сновал от инстанции к инстанции, выбивая для своей экспедиции все, что плохо лежит: дефицитные путевки в санатории для своих рабочих, музыкальные инструменты для клуба или полный набор первоклассной амуниции для десятка футбольных и хоккейных команд в поселке, а также вагоны дефицитнейших стройматериалов.

Он мог, короче говоря, не знать слов «нет», «нельзя», имея право на все, на что у него была сила. Он был и есть, короче говоря, деловой человек, ради дела не щадящий ни себя, ни других. Рисковавший — и не раз — и своей должностью и своим собственным карманом. Работающий порой в обход буквы параграфа, потому что часто просто не вмещается в нем.

Когда в иллюминаторе вертолета мелькнула А-образная вышка Р-12 и затем «МИ-4» мягко, как на подушку, опустился неподалеку от скважины на бревенчатый настил, тайга, казавшаяся сверху хлипкой, прозрачной для взгляда, тяжелой стеной встала рядом. Салманов поспешно спрыгнул на гать, будничным шагом, прыгая с кочки на кочку и свирепея, если нога проваливалась в болотную жижу, пошел к буровой.

Скважина сильно газировала уже несколько дней, и весь этот день и все дни до него, когда не мог сюда вырваться, он, несмотря на всегдашнюю маету дел, болел ею, болел Верхним Салымом.

«Двенадцатимиллиметровые трубы надо, стенки потолще, чтоб не разорвало колонну! — подумал он вдруг. — Куда дели их? На Густореченской?»

И поморщился, несчастным себя почувствовал оттого, что не догадался еще утром дать указания проверить на всех буровых в штабелях обсадные трубы и, если есть двенадцатимиллиметровые, подготовить их для отправки сюда. Где-то внутри он понимал, что уже исчерпал себя здесь. Новый район. Совершенно новый район, где все можно было бы начать сначала. С необжитого нуля!.. Где она, эта будущая нефть? На Тунгусской синеклизе, во впадинах и прогибах Чукотки или Колымы? В Якутии? Но еще боялся в себе этих соблазнительных мыслей. Боялся дать им свободу. Тогда нельзя уже будет отступать, а он еще жил здесь, работал. Он должен был вырвать здесь еще одну победу.

Навстречу бежал буровой мастер.

Салманов тут же улыбнулся, веселая, обаятельная улыбка изменила строгое лицо.

— Ну как?

Пошли вместе.