Мужество

И В Рахилло| опубликовано в номере №235, декабрь 1932
  • В закладки
  • Вставить в блог

Писатель Иван Рахилло вступил в ряды военно-воздушного флота, где наряду о выполнением боевых заданий он работает над романом из жизни летчиков.

Мы печатаем отрывок из этого романа.

Попов застегнул ремни.

- Готово! - крикнул он летчику.

Задрав хвост, самолет ринулся вперед по снежному полю и, поднявшись над ангарами, плавно развернулся над железной дорогой, влево. Все это было так буднично и обыкновенно: Попов сидел, не шевелясь и обдумывая, где бы достать замазки, чтобы законопатить окно в своей комнате. Сам он ползимы прожил с незамазанными щелями, а тут приезжает жена, она не выносит сквозняков. Не меняя положения, он следит за приборами: альтиметр показывает 700 метров - пора!... Совсем по - домашнему. Попов деловито начинает готовиться к промеру ветра: он вынимает из сумки бортжурнал и заносит туда температуру воздуха на высоте. Нужна большая ловкость, чтобы держать тонкий карандаш в меховой рукавице, но для него это привычно. Похлопав Андрея по плечу, он указал рукой направление и начал через визир, висевший снаружи борта, определять градус склонения от курса. Повторив это в разных направлениях, он на ветрочете решил угол склонения: самолет сносило на 4 градуса вправо.

Со стороны подошел самолет и качнулся с крыла на крыло - это был условный знак: распускай конус, я готов к стрельбе! Попов хлопнул Андрея по плечу - скорость нужно было сбавить, конус сбрасывался на малой скорости, чтобы не оборвалась веревка. Попов нажал кнопку хвостового держателя и резко потянул за рычаг: оглянувшись назад, он не увидел конуса. Попов надавил сильней и рванул за рычаг уже двумя руками, - конус не распускался. Тогда он высунулся через борт посмотреть, в чем дело; холодный ветер наотмашь ударил в висок, очки запрыгали на носу; конус, сорвавшись с замка, зацепился железным ободом за кабанчик от троса руля глубины и, прижатый ветром к фюзеляжу, не распускался. По приказанию командира отряда в таких случаях нужно было немедленно садиться на землю и снова подвешивать конус. Попов же решил обойтись без посадки.

«В самом деле - две машины вышли в воздух, прошли уже такое расстояние и теперь возвращайся назад. Это дорого будет стоить. Ну - тка, брат, даешь встречное решение!»

Вынув из держателя запасную ручку управления, он перегнулся через борт и предприимчиво стал отталкивать конус вниз, чтобы струей ветра его отбросило от машины. Но короткая ручка не доставала до конуса. Тогда Попов отстегнул ремни, которыми был привязан к самолету, встал на сиденье и перевалился за борт наполовину: порывом ветра самолет неожиданно качнул в сторону, и летнаб, потеряв равновесие, повис вниз головой, уцепившись за прибор, по которому он только что определял склонение. Не растерявшись и удерживаясь ногами за турель, он медленно, с невероятным напряжением подтянулся на руках и еле всунулся в кабину. Основным ощущением его был не страх, а сразу вспотевшие ноги: «Черт возьми, такой мороз, а пяткам скользко» - подумал он, уже старательно застегиваясь ремнями.

Оглянувшись назад, Попов увидел длинную веревку и на конце ее упруго болтающийся полосатый конус. Обтерев мохнатой стороной рукавицы взмокревший нос, он победоносно уселся на место. Андрей в зеркало видел все это происшествие и показывал большой палец: молодец, мол, на - ять!

Конус болтался. С идущего рядом самолета по нему нечасто потатакивал пулемет, и только теперь Попов мог отдаться размышлениям и разбору своих ощущений: оказывается, он чуть - чуть не угробился!.. Вот это номер! И окно не замазано... И жена приехала бы как раз к похоронам.

Только сейчас он ощутил какое - то неприятное чувство: сразу стало холодно, и ощущение полета было уже неинтересным - скорее бы сесть на землю, побежать в буфет и напиться горячего чаю. Он с боязнью выглянул за борт и определил, что если бы сорвался, то мог упасть как раз на железную дорогу, по которой, дымя, полз товарный поезд. «Разбился бы, да еще и поездом бы передавило. Ничего себе смертушка!»

Но вслед, за этим его охватило чувство детского наивного восторга, он вдруг ясно увидел незамечаемые раньше вещи: стойку из фанеры, блеск стекла на компасе, потертость ремней и треснувшую на валенке кожу, которую он забывал смазать маслом и вспоминал об этом как раз в те минуты, когда под рукой масла не оказывалось.

Снежная земля и оранжевый дымок из паровоза были восхитительны... А облака! Переваливаясь и клубясь, они пробегали мимо. По ним, прыгая через сырые сумрачные провалы и взлетая на ослепительные вершины, мчалась в стремительном беге темная тень самолету обвитая радужным нимбом.

«Хорошо жить!» - сказал вслух Попов и запел, как самоед, о том, что было перед глазами. Он пел, не слыша своего голоса.

«Очень хорошо жить на свете... Облака бегут назад... А я чуть не упал с самолета... Но солнце мне светит сюда...»

(Ему было и самому неясно, почему «но солнце», но как раз эта бессмысленность и нравилась ему своей простотой и какой - то невероятной искренностью, глупой и смешной, в которой у него появлялась потребность при каждом полете).

«Пусть это глупо, ведь я взрослый человек И чуть уже лысый... Но дно... Почему слово «дно», я сам не знаю... А поезд смешной, как червяк!»

И если бы этому вечно молчаливому и серьезному на земле человеку сказать, что он пел в воздухе эту песню, то Попов никогда бы в жизни не поверил этому и обозвал бы тебя дураком.

Пролетая над ангарами, он потянул за трос и оглянулся назад: конус оторвался и, быстро сокращаясь в размерах, начал падать вниз. На старте стояли в ряд крошечные самолетики и вправо от них лежало Т, указывающее направление посадки. Попов даже разглядел на нем красноармейца, сметавшего метлой снег с черной парусины. Самолет пошел на посадку - приятнейшее ощущение, вызываемое усталостью, желанием покурить и встретиться на старте с товарищами. Он мысленно рисовал себе встречу с командиром и ту скромность, с которой он доложит о проявленной инициативе.

Машина ползла по нейтральной полосе, возле пожарных саней оружейники рассматривали отстрелянные конусы, подсчитывая отверстия попаданий. Попов с наслаждением выпрыгнул из кабины, моторист что - то кричал ему, указывая на рукав, но уши были заложены, и Попов не слыхал его слов. Рукав комбинезона, располосованный вдоль, безобразно обнажал мохнатый мех. Быстрыми шагами летнаб направился к командиру, беря рукой под козырек...

  • В закладки
  • Вставить в блог
Представьтесь Facebook Google Twitter или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.

В 4-м номере читайте о знаменитом иконописце Андрее Рублеве, о творчестве одного из наших режиссеров-фронтовиков Григория Чухрая, о выдающемся писателе Жюле Верне, о жизни и творчестве выдающейся советской российской балерины Марии Семеновой, о трагической судьбе художника Михаила Соколова, создававшего свои произведения в сталинском лагере, о нашем гениальном ученом-практике Сергее Павловиче Корллеве, окончание детектива Наталии Солдатовой «Дурочка из переулочка» и многое другое.



Виджет Архива Смены