Большевистское воспитание рабочей молодежи. недавно пришедшей на производство, вступившей в наши ряды, - центральная задача комсомольской организации. Этой теме, марксистско - ленинскому воспитанию и учебе, недостаткам в развертывании учебы по заводу «Серп и молот» {Москва) посвящен публикуемый очерк тов. А. Воронцова.

Вызванные по списку прогульщиков «разговаривать по душам» сидели плотным, хмурым рядом, в нетерпении ожидая конца непонятного собрания. Ни один из присутствующих не соглашался раскрыть свое нутро и признаться в грехах, которые ему были неведомы.

Одиноко активничавший председатель приставал то к одному, то к другому пареньку:

- Расскажи - ка по душам... Ты ведь прогульщик?

Тот, неловко повозившись на скамейке, нехотя вставал и, трудно выталкивая неповоротливые слова, осторожно говорил:

- Как же так прогульщик? Мы этого не знаем...

Действительно никто, ровно никто «этого не знал».

Разумеется, каждый мог возразить председателю. Каждый и все могли сказать ему, о том, как они, недавние призывники комсомола, получив билет, остались жить лишь в равнодушных учетных ведомостях на положении затерянных единиц. Никто никогда не рассказывал им толком, где собственно кончается беспартийный и начинается комсомолец и где комсомолец превращается в большевика. Линию поведения предоставлялось искать самому. Обязанности были определены в уставе, а для политграмоты отведены соответствующие часы в графике. Поэтому все возникающие сомнения и вопросы должен разрешать уполномоченный на сей счет пропагандист.

Но... линия была неясна, а устав нуждался в популярных разъяснениях и комментариях. Что же касается «часов», то они, как правило, не соблюдались. Политкружок давно захирел. Изредка лишь, когда удавалось собрать кворум, он открывал свои действия в бане или в коридоре. Чаще же всего занимались в раздевалке. Здесь, под сенью пальто, разгоряченный «лектор», имеющий пристрастие к экзотическим странам, ослеплял слушателей фейерверком знойных и непонятно замысловатых слов. Он неизменно сводил речь к международному положению, хотя сам, признаться, путал Германию с Францией. Наиболее пытливые из ребят сперва еще силились направить «политучебу» на иной путь, связать ее с практикой цеха. Но воодушевленный собственным голосом кружковод упоенно мчался по континентам, нагнетая скуку и сон. Новенькие еще вначале напрягались, но их карандаши тщательно ковыляли по бумаге - разве угнаться! А тут еще, вдобавок, какой - нибудь из актива на смех поднимет:

- Деревня! Волосатики...

Вот здесь - то сегодняшние «прогульщики» и получали представление о комсомоле. Вот здесь - то они именно и заряжались разочарованием и недоверием ко всему тому, что делалось не только на маленьком забытом звене - в ячейке сталепроволочного цеха завода «Серп и молот». Нет, они судили о комсомоле в целом, обо всей его работе и борьбе.

Но разве их надо винить? Это было бы неправильно. Кого же?

Кого же? Разумеется, огромная, решающая доля вины лежит на ячейковом руководстве, которое как раз и совершило главный прогул, передоверив дело большевистского воспитания нового комсомольского пополнения типичному чинуше от политучебы. Завороженные цифрой люди в человеческом потоке подчас не видят человека. В глазах рябят тысячи, - где же усмотреть за единицами! Единица теряет свой индивидуальный облик, характерные особенности, все присущее ей своеобразие. Никаких персональных запросов и настроений. Никаких личных качеств и черт. Единица становится порядковым номером и существует лишь под «именем числительным». Это - не воспаление глаза и не заворот мозгов. Это - объективно мелкобуржуазное, кое - где еще, к сожалению, живущее представление о коллективе, как о безликом монолите, в котором нечего и искать отдельных имен.

Но единицы имеют странную привычку выказывать свое лицо, говорить собственным языком, проявлять свои чувства. И тогда не сходится баланс, исчезают цифры, пропадает завороженность. Тогда выступает товарищ Карпухина, молодая тянульщица с восемнадцатого стола, и говорит, сонливая робость, неожиданные вещи об отсутствии чуткости, внимания и заботы о новых гражданах комсомола, которые спотыкаются и порой выбиваются из строя.

Ее исповедь - сигнал и предостережение.

- Вступила я в комсомол вот как. Наш товарищ Азаров мне сказал: «Давай, запишись в комсомол. Ты девка молодая, на - зубец, а не комсомолка. Смотри, вся молодежь теперь идет в комсомол. Заметано, что ли?» А я все была против. Потом и инструктор наш стал уговаривать, обещая, что всех новичков учить будут. Я и сказала: «Когда так, давай записывай». Хотелось мне все грамотной стать. Об этом я мечтала.

Карпухина вспоминает, какой слепой и неловкой была она еще полгода назад, когда только - только приехала из деревни и узнала завод.

- Ну, пошла я в комсомол. Начала учиться в ликбезе. В политкружке была всего пять раз. Но что там проходили - совсем, совсем не помню. Я ведь все еще неграмотная была и вообще мало что понимала. Да теперь и то забыла, что поняла.

Пропагандист кружка, как известно, не хотел утруждать себя разъяснением устава, когда «такие события в Испании». И вот:

- Никакого устава я не знаю, не слыхала о нем, мне ничего не объясняли.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.