Мы встретимся

С Дашевская, В Беляев| опубликовано в номере №356, март 1942
  • В закладки
  • Вставить в блог

Брата моего звали Тадеуш. А товарищи по работе называли его шутливо - «Кропелька». Кропелька по - польски значит капелька. Ростом Капелька был в два метра. Представляете себе? Черный, высокий, отчаянный спортсмен - мотоциклист, он с четырнадцати лет поступил на завод, работал там слесарем, а потом стал учиться. Долгие вечера и ночи он просиживал за книгами и благодаря своему упорству получил диплом инженера. Неудобно как - то хвалить родного брата, но должна сказать, что инженер он был хороший, всю заводскую науку от мальчика на побегушках до инженера прошел, не снимая рабочей блузы. Он был инженер - практик, а это много значит! Мы очень дружили с братом. Часто в канун выходного дня Тадеуш сажал меня на заднее сиденье мотоцикла и увозил далеко за город. Едем, бывало, ветер в лицо хлещет, прямо жжет, глаза слезятся, а брат все больше газу подбавляет, и мчится наш мотоцикл стрелой по гладкому шоссе. Полицейские на перекрестках свистят, дубинками машут, нельзя, мол, такую скорость развивать, а он хоть бы что!

В первый же день польско - германской войны, когда брат работал на фабрике, осколок бомбы раздробил ему руку. А мне передали, что брата убило. До поздней ночи я бегала по больницам разрушенной Варшавы, заходила в покойницкие, сторожа выгоняли меня, я хотела отыскать среди убитых труп брата и только случайно узнала, что он жив и лежит в госпитале около моста Понятовского. Госпиталь этот по нескольку раз в день бомбили немецкие летчики. Было опасно в нем оставаться, и я перевезла брата на Прагу, к подруге. И хорошо сделала, что не домой, а к подруге. Только заняли немцы Варшаву, забегаю я к брату на квартиру полотенце его взять, а мне дворник у подъезда и говорит: «Небезопасно заходить туда, барышня. Возле дверей квартиры стоит гестаповец. Один постоит немного, потом другой придет, сменит его. А чего они хотят от вашего брата, я не знаю, но остерегайтесь».

В квартиру брата я, конечно, не пошла, а от приятелей его узнала, что немцы раздобыли на фабрике списки всех инженеров и хотели силой вывезти их в Германию, на военные заводы.

Пока заживала рука Тадеуша, у него выросла большая черная борода. С этой бородой даже приятели его с трудом узнавали, но, зато когда мы впервые вышли с ним на Маршалковскую, к нам стали привязываться немцы. Идем вместе, рука у брата забинтована, глаза печальные: тяжело ему видеть разрушенные дома, бульвары, превращенные в кладбища, - а тут навстречу немцы. И то один, то другой нас с панели сгоняют. «Юде, марш на мостовую!» - кричат. Действительно, с черной бородой брат был очень похож на еврея. Может, другой бы на его месте и стал отпираться, вынул бы документ, сказал: «Отстаньте, я поляк!» - но брат не делал этого. Судьба всех обездоленных стала отныне его судьбой. Он терпеливо и гордо, сжимая зубы, переносил все оскорбления. Немцы выталкивали его из очередей, сгоняли на мостовую - он молчал, а потом, не вытерпев, сказал мне:

- Hу, Стася, хватит! Еще минута - и вот этой, пораненной рукой я задушу первого попавшегося немца. А ведь мы должны беречь себя, иначе кто отомстит им за все, кто отомстит им за Польшу? Посмотри, что они сделали с Варшавой! И прощай, сестра. Не удерживай меня. Я ухожу!

Мы стояли у развалин Варшавского оперного театра. Вечерело. Где - то за перекрестком гулко отбивали шаг немецкие солдаты. И звук их стальных подков заглушал все остальные звуки на улице. От этого еще сильнее сжалось сердце. Поляки ходили по улицам молча, боялись слово вымолвить, только немецкая лающая речь была слышна и топот немецких сапог. Это нарочно немцы так топали ногами, нарочно разговаривали громко - прямо кричали друг другу, - чтобы боялись мы их...

Посмотрела я в глаза брата и увидела в них тоску, гнев и большое мужество. Я поняла, что накипело у него на душе за эти недели, его чувства были моими чувствами, и я сказала ему:

- Иди!

На рассвете я проводила его до предместья. Он ушел, в кожаном, пальто, с маленьким рюкзаком за плечами, высокий, чернобородый, он ушел на запад, длинной военной дорогой, мимо разрушенных селений нашей порабощенной родины, ушел, чтобы не видеть позора и отомстить немцам за все зло...

Две недели еще я прожила в Варшаве. Изо дня в день становилось страшнее в этом городе, опоганенном врагами; они загнали евреев в гетто, ввели особые нарукавные повязки для поляков, разбили памятник Шопену. Каждое утро на улицах находили трупы варшавян, убитых немецкими патрулями. Одной, без брата, мне еще тяжелей было переносить все унижения моего народа, и я ушла, но другой дорогой. Я ушла на восток. Пешком я добралась до Буга и вскоре вступила на советскую землю. А еще через месяц я узнала, что брат мой в Югославии.

... Было время - мне казалось, что мы расстались с братом навек. Я плакала, вспоминая его, по ночам. И думала я тогда, что мы никогда не найдем друг друга в этом большом мире, потрясенном войной. Но сейчас я твердо верю, что увижу моего Тадеуша. Именно сейчас, с каждой новой минутой борьбы советского народа с фашистскими извергами я чувствую, что исход этой борьбы в то же время приближает мою встречу с братом.

Давно уже я не знаю, где брат и что с ним. Последней весточкой от него была открытка, пришедшая еще на мой варшавский адрес. Она оканчивалась словами:

«Пишу левой рукой - отсюда и почерк не тот. Было мне тяжело - сейчас лучше, сказал бы даже: отлично, если не считать того, что несмотря на позднюю осень приходится маршировать по булыжникам в легких, теннисных туфлях. Мои варшавские мокассины давно уже разлетелись на куски. Мороз щиплет ноги, однако на сердце легко и горячо. Иду дальше».

Это была первая и последняя открытка от брата. Однако я верю, что брат жив и скоро вместе со своими боевыми товарищами отомстит врагам нашей родины за все сразу: и за разграбленную, затоптанную фашистскими салютами, залитую кровью Польшу и за все страдания, которые гитлеровцы принесли нашему народу.

И как бы я была рада узнать, что брат мой Тадеуш очутился в Советском Союзе, в рядах польской армии, которая скоро займет боевые рубежи рядом с частями Красной Армии!

Не было б лучше места для нашей встречи с братом, чем на земле, которая спасла меня от немецких варваров и теперь своей упорной борьбой приближает час освобождения человечества от коричневой чумы!

  • В закладки
  • Вставить в блог
Представьтесь Facebook Google Twitter или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.

В 4-м номере читайте о знаменитом иконописце Андрее Рублеве, о творчестве одного из наших режиссеров-фронтовиков Григория Чухрая, о выдающемся писателе Жюле Верне, о жизни и творчестве выдающейся советской российской балерины Марии Семеновой, о трагической судьбе художника Михаила Соколова, создававшего свои произведения в сталинском лагере, о нашем гениальном ученом-практике Сергее Павловиче Корллеве, окончание детектива Наталии Солдатовой «Дурочка из переулочка» и многое другое.



Виджет Архива Смены