Транзитный караул

– Стоим?

– Стаим! – радостно откликнулся Адырбаев. – Маладец! Хорошо спал. Балеть не будешь!

Шорников осторожно кашлянул, но дышалось хорошо и полно. Голова была свежая, ломота не ощущалась. Здоров!

Вчерашнее приключение – в него уже плохо верилось – обошлось, похоже, без последствий.

Надо было узнать, как там Таня: так ли легко она отделалась, как он? Стае нахлобучил ушанку и выскочил из теплушки.

Желтые сопки, голубое небо, черные вороны.

Стас повернулся в сторону локомотива и протер заспанные глаза: почтового вагона не было!

— Где почтовый?!

— Хватился! – Вьюнцов встряхнул карабин за спиной. – Нас в Чулимске переформировали. Всю ночь с горки катались...

Еще не веря услышанному, Стас перебрал глазами весь состав. В нем появились три платформы, которых раньше не было, черная цистерна с желтой надписью: «Осторожно! Улучшенная серная кислота».

— Не бери в голову, – понимающе усмехнулся Вьюнцов. – Найдешь ты свою беленькую в Москве. Зайдешь в резерв проводников или в почтовый отдел, спросишь, кто сопровождал вагон до Чулимска такого-то числа.

— Да как я спрошу?! Я фамилию не знаю.

— Журавлева Татьяна Викторовна. Двадцать один год. Замужем не была. Под судом и следствием не находилась... Что еще?

— Откуда знаешь?

— Хо! На флоте бабочек не ловят!

Крик полустаночного петуха совпал с отправлением. Петух прокукарекал – и поезд тронулся. Смешно...

Воинский транспорт, уступая дорогу курьерским и бамовским поездам, неспешно продвигался на восток. Зима еще с самых первых приамурских верст пошла бесснежная, желтая от пожухлой травы, сухих тростников да не сбросивших побуревшую листву кустарников.

С того дня, как дорога подступила к границе, сержант Шорников решил провести с караулом беседу о повышении бдительности. Он приготовился было к вьюнцовским насмешкам насчет некоторых перестраховщиков, но Вьюнцов промолчал, всегда же серьезный Адырбаев стал еще серьезнее.

Теперь большую часть дорожного времени они проводили не у печки, благо и морозы поослабли, а стояли в проеме, опершись на брус и разглядывая невиданные доселе края: желтые поля с косматыми кочками, старинные башни паровозных водокачек из почерневшего кирпича, переселенческие придорожные деревеньки, где украинские мазанки с васильковыми ставнями стояли подле донских куреней – бревенчатых кубышек под четырехскатными крышами, а курени соседствовали с вологодскими пятистенками в резных наличниках, с белорусскими хатами, которые Шорников узнавал по непременным двум окнам фасада, драночным крышам да круглым скворечникам.

И снова струились в проеме желтые травы, серая земля, бурые холмы, красноватые кустарники... В такие минуты им, всем троим, казалось, что великий путь от океана до океана, через страну незакатного солнца, вобравшую в себя центр Европы и центр Азии, будто бы путь этот весь до последнего метра прощупан их глазами и даже как бы проделан не на колесах, а собственными ногами.