Отрицательный угол

Владислав Янелис| опубликовано в номере №1140, ноябрь 1974
  • В закладки
  • Вставить в блог

Там, внизу, сейчас ясное высокое небо, а у нас здесь дождь - резкий, густой, изнуряющий. Он сыплет слова и справа, в спину и в лицо. В зависимости от направления ветра, который в горах не подчиняется никакой метеорологической логике. Дождь и ветер вот уже несколько часов подряд. На нас совершение мокрые штормовки и ботинки, а на короткой остановке сырые спички не зажигали сырые сигареты. Эта самое досадное, потому что патологически хочется глотком крепкого, теплого дыма перебить надоевшую сырость. Видя наши страдания, Николаев оделяет самых заядлых курильщиков сухими сигаретами, он предусмотрительно завернул пачку и коробок спичек в целлофановый пакет.

О том, что внизу «ясно», передали по рации, еще нам сказали, что «Якорь-4» требует ускорить движение нашей группы. Легко сказать ускорить, каждый из тех, кто сейчас здесь, «на чердаке», как выразился Николаев, рад бы давно быть на исходном рубеже для атаки, но сначала туда надо дойти, докарабкаться, долететь, наконец. Только вот с крыльями у группы лейтенанта Николаева напряженно, вместо них скальные крючья, молотки, альпинистские карабины, горные ботинки и веревки. Есть еще и груз - автоматы, миномет и прочее военное снаряжение. Можно понять и «Якорь-4», или, если конкретно, майора Веселое», батальон которого залег у входа в ущелье и не может двигаться дальше. Потому что ущелье - единственный путь вперед - закупорено «противником» накрепко.

Вчера вечером еще никто из солдат не знал, что придется «воевать». Правда, Веселов знал. Николаев и мы тоже знали. Но даже Веселев не предполагал, что батальону дадут левый фланг, идя по которому он обязательно упрется в это ущелье. Впрочем, оно могло быть и ие закрыто, но только в том случае, если бы «противник» хуже знал местность или был глупее. Но, увы, не выло ни того, ни другого. А ведь сначала аса шло хорошо. В пять утра все были в строю, а и пять десять на бронетранспортерах. До последней минуты Веселев надеялся, что ему достанется любое направление, но только не левый фланг. Батальону дали левый. Потому что он был самый трудный. А туда, где трудно, всегда посылают лучших и опытнейших.

Дойдя до предгорий, на всякий случай они сунулись в ущелье, правда, очень осторожно. А вдруг! Но никакого «вдруг» не состоялось. Дозорный взвод по всем правилам накрыли перекрестным огнем с обоих перевалов, зажавших ущелье. И батальон откатился назад, к «исходным». Веселев вызвал Николаева, развернул карту и стал водить пальцем вокруг двух отметок, обозначавших высоты, занятые «противником». Но что бы он изрисовал на карте, и он и лейтенант знали, что дорог к высотам все равно нет. И, чтобы сбросить с них «противника», Николаеву придется лезть к ним по скальным кручам - иначе ущелье не открыть.

Из своей роты, считавшейся лучшей в части по горной подготовке, и других подразделений Николаев отобрал тех, кто недавно ходил с ним на тысячники, в ком он был уверен, как в самом себе, и тех, кто вызвался сам... Вызвался, к примеру, Нодар Мачирешвили, солдат майского призыва, комсомолец, совсем еще молодой. У него были значок мастера спорта по классической борьбе, «отлично» по стрельбе и кое-какая техника скалолазания. А нужна не кое-какая, и все равно Николаев его взял. Отказать Нодару было нельзя, это понимали все. Еще и потому, что такие ребята задают тон. Вызвался Юрий Аракелян, медлительный, угловатый паренек, это если на равнине, в горах он дал бы фору многим. Николаеву всегда нравились в Аракеляне спокойная смелость и уравновешенность. Лейтенант сам назвал Хасана Калоева, Михаила Калача, Мусу Сулейманова, Виктора Стригуна, Гарьялды Оразова (коммуниста и агитатора взвода) и еще нескольких человек. К Николаеву напросились и мы, еще не представляя себе, каким будет маршрут. Мы надели горные ботинки, комбинезоны и отправились.

Отбирая людей, лейтенант исходил не только из чисто военных соображений, горный марш - прекрасная тренировка для стрелков, особенно для молодежи. Потому что одно дело - занятия в учебном центре, когда он самолично пять раз, прежде чем пустить кого-то вверх, проверит его умение вязать узлы и находить опору, другое - когда солдату все надо делать самому, быстро, без подсказки, в обстановке, близкой к бое-' вой. И второе: связка воспитывает в людях товарищество, коллективизм, ответственность за каждый свой шаг в прямом и символическом смысле. В военной терминологии это называется сколоченность. Подразделению Николаева, пополнившемуся недавно больше чем наполовину новыми людьми, сколоченность эта была необходима.

Потому что на место каждого солдата, уволившегося в запас, должен стать не просто мотострелок, но и военный альпинист. Таковы спортивные традиции и особенности роты, которой командует Николаев.

Новички начинали с азов - надевали горные ботинки, лезли на стометровую высотку, а потом спускались вниз. Лейтенант наблюдал за ними и делал выводы. Потом он закреплял за молодыми солдатами старослужащих, которые их натаскивали помимо общих занятий. Правда, попадали к Николаеву люди не случайные, многие из них ходили в горы, выросли в горах или мечтали о них и имели соответствующие данные. К примеру, молодой воин должен был провисеть с полной выкладкой не меньше пяти минут, держась одной рукой за натянутую веревку. Сам Николаев относится к горам не только как к необходимой работе, он страстно любит их еще с мальчишества, излазил Кавказ вдоль и поперек и знает его, как немногие на его сверстников...

Он стремится воспитать в своих подчиненных чувства, близкие тем, что испытывает к горам сам. Но ведь ребят надо было научить не только брать вертикали и держать дыхание на трехтысячниках, но и воевать в горах: поражать высотные цели, стрелять, спускаясь по веревке, маскироваться в скалах, страховать товарища, неслышно идти по тропе, в общем, научить всему, что входит в понятие «военная альпинистка». И вот уже несколько лет в роту приходят любителями, уходят в запас профессионалами.

Это необходимо - уметь воевать в горах, потому что гор в нашей стране много и их тоже надо уметь защищать.

. Группе лейтенанта предстояло зайти в тыл «противнику», укрепившемуся на высоте 1.305, с которой простреливалась вся местность, и сбросить его оттуда. Одновременно другая группа пойдет в обход высоты 930.7 и сделает то же самое. Справедливости ради надо сказать, что той группе значительно легче, во-первых, у нее была тропа, ведущая почти до самой вершины, во-вторых, ей нет нужды тащить миномет, в-третьих, идти предстоит только вверх. А нам надо сначала взобраться на соседний полуторатысячник и уже оттуда атаковать вниз. Такая вот сложилась обстановка.

... Висевшая над нами туча, наверное, выдохлась, дождь перешел в холодную, влажную пыль, стремительно носившуюся в воздухе. Мы взбирались к той самой туче под углом семьдесят градусов, врубая подошвы ботинок, как советовал Николаев, ребром в скользкую породу. Никто уже не реагировал на воду, которой обдавал идущего каждый потревоженный куст, перестали болеть исцарапанные колючками руки и ныть от напряжения поясница, потому что мы перешли в себе рубеж первичного болевого ощущения. Когда под ногами кончалась трава, начинался «сальник и гравий, потом опять трава и опять скальник. Казалось, этому не будет конца.

И все-таки Калоев на ходу ухитрялся набивать рот земляникой, которая непонятно почему и как росла прямо на камнях, где не росло больше ничего. Он шел замыкающим и сосредоточенно жевал, а выражение лица у него было такое, будто он делал какое-то очень важное дело. Земляника была мелкая и невкусная. Одно достоинство, что красная, но Калоева это не смущало.

- Как бы чего не случилось, Хасан, - сказал ему, улыбаясь, Оразов, - ягода-то немытая.

Калоев ничего не ответил, дожевал, что оставалось во рту, и взял у Оразова плиту от миномета. Спокойный, по-кошачьи мягкий в движениях, Калоев отличался от товарищей молчаливостью, был находчив и упрям. Чемпион части по горной подготовке, он быстрее всех определял самый удобный путь вверх, мгновенно отыскивал взглядом едва заметные на скалах складки и щели, быстрее других вбивал скальный крюк и завязывал крепкий узел, а потом стремительно взлетал на тысячник средней трудности с пятьюдесятью килограммами на плечах.

Знали за ним и другое. Как-то на тренировочном спуске по двухсотметровой веревке, натянутой примерно под 45 градусов, Калоев страховал Оразова. Тот, одновременно стреляя по цели из автомата, успел спуститься метров на двадцать, когда Калоев неловко повернул левую руку и почувствовал резкую боль в кисти. Он на секунду задержал спуск тяжелого Оразова, но боль не ушла, левая рука онемела и перестала слушаться. И все-таки он приземлил напарника, работая одной правой, приземлил чуть медленнее, чем делал это обычно, но вполне профессионально. Потом сбежал вниз по тропе и попросил кого-то из ребят потянуть опухшую кисть. Товарищи изумились: как же он страховал одной рукой, почему не позвал на помощь.

Николаев отправил его в санчасть, объявил взыскание за напрасный риск и на месяц отстранил от тренировок. Но почему-то с тех пор всегда ставил Калоева первым в связке.

Мы шли цепочкой, рисуя собой гигантскую запятую на шестидесятиградусной, усыпанной осколками породы стене, и были уже почти у цепи, когда Николаев закричал: «Камень». Это означало - берегись и совсем не означало, что камень один, просто таков условный сигнал в горах. Кто-то наверху вывернул из гнезда обломок, и он ринулся вниз, увлекая за собой другие. И все, кто шел внизу, замерли, потому что казалось, будто несущийся камень метит именно в тебя; но бежать было некуда и нельзя, тут уже на все воля небесная. Несколько тяжелых камней ядрами просвистели между нами. Хотелось влипнуть в землю и закрыть голову руками. Никто ничего этого не сделал, потому что люди со слабыми нервами редко надевают горные ботинки. Все продолжалось секунды, и я, никогда не ходивший в горы по-настоящему, понял, что горы мерятся сначала на такие вот секунды, а уже потом на метры.

На вершине Николаев разрешил отдохнуть, а сам полез на высокий орех посмотреть вокруг. Он сидел на ветке, свисавшей над склоном, и чертил что-то в блокноте. Спустился он минут через десять, и на лице у него я впервые заметил почти мальчишеское самодовольство. «Есть идея», - сказал он. Он попросил связи с «Якорем-4» и доложил Веселому, что через четверть часа будет готов атаковать и видит, как это сделать.

Когда он поделился с нами своими соображениями, я спросил, знают ли внизу, что группе Калоева предстоит пройти отрицательный угол.

  • В закладки
  • Вставить в блог
Представьтесь Facebook Google Twitter или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.

В 4-м номере читайте о знаменитом иконописце Андрее Рублеве, о творчестве одного из наших режиссеров-фронтовиков Григория Чухрая, о выдающемся писателе Жюле Верне, о жизни и творчестве выдающейся советской российской балерины Марии Семеновой, о трагической судьбе художника Михаила Соколова, создававшего свои произведения в сталинском лагере, о нашем гениальном ученом-практике Сергее Павловиче Корллеве, окончание детектива Наталии Солдатовой «Дурочка из переулочка» и многое другое.



Виджет Архива Смены