– Не горюй батя: кобыла – дело наживное.
Губы Гришкины бурые полопались от жары, веки от ночей бессонных набухли.
В обнимку взял два ящика и взвихрился, потный и улыбающийся.
К вечеру подошли к Дону. Из лощины до сумерек садила батарея, по бугру маячили казачьи раз’езды. Ночью желтый, настырный глаз прожектора шнырял по зарослям терна, нащупывая коновязи, палатки, людей. Минуту цепко излапывал их, поливал светом трупным и гас.
С рассветом с бугра густо, цепь за цепью, как волны; из терна вихрастого стрельба пачками с прицелом, выдержкой; в полдень командир отряда о подошву сапога излатанного выбил трубку, взглядом равнодушно-тяжелым обвел всех.
– Неустойка выходит, товарищи... Плывите через реку, в десяти верстах хутор Громов, – закончил устало:
– Там наши...
Коня расседлывая, крикнул Гришка отцу:
– Чего-ж ты?
– Плыви, Гриша... Коня разнуздай… А я тово... стар уж...
– Прощай батя...
– С богом, сынок…
– Ну, иди, лысый. Да ну-же, чорт, спужался.
По пояс, по грудь, а вот уж одна голова Гришкина с бровями насупленными, да сторожкие уши коня над сизой водой.
Загнал Пахомыч обойму сплющенным пальцем, на мушку ловил перебегавшие фигурки людей, потом выкинул последнюю дымную гильзу и руки волосатые поднял:
– Пропадаем, Игнат...
В упор в лошадиную морду выстрелил Игнат, сел, широко расставив ноги, сплюнул на сырую, волнами нацелованную гальку, и ворот рубахи защитной разорвал до пояса.
За завтраком усики белобрысые, нафиксатуаренные самодовольно накручивал.
– Теперь, мамаша, меня произвели в сотники за то, что большевизм в корне пресекаю. Со мною очень не разбалуешься, чуть что – и к стенке.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.