Мама вышла замуж

Сергей Абрамов| опубликовано в номере №1164, ноябрь 1975
  • В закладки
  • Вставить в блог

Из окна детской комнаты милиции видна часть двора: спортивная площадка с поржавевшим от дождей турником, качелями и столбом гигантских шагов, от которого кто-то давно оторвал канаты. Подальше, за площадкой, – три металлических гаража, угол газона, стол-великан для любителей дворовой игры со странным названием «козел». Время было рабочее, дневное, и местные чемпионы интеллектуальной игры отсутствовали, уступив стол-плацдарм двум мальчишкам лет четырнадцати. Мальчишки о чем-то спорили, яростно размахивали руками, даже толкали друг друга, видимо, считая, что язык жестов убедительнее слов. Потом одному из них не хватило и этого языка, он выхватил из кармана джинсов блокнот, начал писать или рисовать что-то – быстро-быстро, а другой заглядывал ему под руку, смеялся.

– Кто это? – спросил я.

Таисия Николаевна посмотрела в окно, улыбнулась и сразу превратилась из строгого, даже чуть чопорного лейтенанта милиции в обыкновенную хорошенькую девушку, почти девчонку, ну, может быть, немного постарше тех ребят во дворе.

– Это Саша. Саша Рогов. Который рисует.

– Что рисует?

– Ой, он такой способный, он наверняка будет художником! – Она всплеснула руками и вдруг помрачнела: – Будет, если не сорвется.

– С чего вдруг?

– В семье у него неладно... Помните фильм «Мама вышла замуж»? – И, не дожидаясь ответа: – Так там все хорошо было, и отчим мальчишку полюбил, все время искал к нему подход, ну, вы же помните, а здесь – все наоборот...

Мальчишкам за окном явно надоело спорить, они вылезли из-за стола, пробежали по площадке, по очереди подтянулись на турнике, помчались куда-то по своим неведомым делам – конечно же, важным и неотложным. А Таисия Николаевна все стояла у окна, смотрела на пустой двор, рассказывала...

...Саша совсем не помни п отца. Тот погиб, когда сыну исполнилось два года: разбился во время испытаний нового самолета. От него в доме остались фотографии, многочисленные рисунки самолетов, коллекция старинных монет, которую, по словам матери, он начал собирать еще в детстве. А память? Да, память жила, но... Отец для Саши не был живым человеком – со своими привычками, манерами, голосом. Саша даже рук его не помнил: мал был, мал. Вот и стал он для сына просто символом, просто Пилотом, просто Отцом, которым можно и должно гордиться, даже хвастаться перед школьными товарищами, можно даже рассказывать о его подвигах, преувеличивать их, даже повесить над столом его фотографию, где он – в фуражке, лихо заломленной на затылок, и чуб – на лоб, и улыбка – в сто зубов, даже придумать ему характер, и привычки придумать, и слова какие-то особенные. Но – не помнить.

Мать понимала, конечно, что не хватает ему именно живого, реального отца, пусть не героя, не покорителя пространства, а обыкновенного человека во плоти, доброго и чуткого, который мастерил бы с ним модели аэропланов, ходил по грибы, пел песни и, может быть, шлепал по заду, если сын того заслужил. Не случайно же Саша в детстве так тянулся и к сослуживцам матери, к мужьям ее подруг и к брату ее, который жил в Ленинграде и порой наезжал к ним погостить.

– Замуж бы тебе, – говорил ей брат. – Сашке мужик нужен.

– Ах, кто меня возьмет, – отмахивалась она, отшучивалась, хотя и были претенденты, да все не те, не те. И боялась она, очень боялась, что Сашка не примет чужого человека, и себя боялась... Короче, привыкла одна, вернее – вдвоем с Сашкой, и, пожалуй, удобно ей было так, убедила она себя в том.

Она и сейчас вспоминает, как тяжко было начать тот разговор с сыном, как откладывала она его со дня на день, а нельзя было больше откладывать, и она придумывала какие-то «главные» слова и «умные» аргументы, и проговаривала наедине с собой эти слова и аргументы, и за Сашку возражения придумывала – даже самые невероятные, самые нелепые. А все оказалось просто и легко.

– Саша, мне нужно с тобой серьезно поговорить, – сказала она сыну, а он оторвался от книги, засмеялся:

– Насколько серьезно?

– Очень-очень.

– Родительское моралите? Я же, по-моему, ни в чем не провинился, а?

– Ты – нет. Скорее я...

Он опять засмеялся, подсел к ней на диван, обнял за плечи:

  • В закладки
  • Вставить в блог
Представьтесь Facebook Google Twitter или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.

В 4-м номере читайте о знаменитом иконописце Андрее Рублеве, о творчестве одного из наших режиссеров-фронтовиков Григория Чухрая, о выдающемся писателе Жюле Верне, о жизни и творчестве выдающейся советской российской балерины Марии Семеновой, о трагической судьбе художника Михаила Соколова, создававшего свои произведения в сталинском лагере, о нашем гениальном ученом-практике Сергее Павловиче Корллеве, окончание детектива Наталии Солдатовой «Дурочка из переулочка» и многое другое.



Виджет Архива Смены