Эта девушка не кинозвезда, чьими портретами оклеены заборы, не спортсменка, установившая недавно совершенно выдающийся мировой рекорд, и не эстрадная певица, победившая на конкурсе песни в Сопоте или Сочи. Она бортпроводница, или, если употребить более экзотическое слово, стюардесса,— как вам больше нравится, так и называйте. Работает на внутренних авиалиниях: когда в Хабаровск, когда в Иркутск, когда в Братск. Причем, когда и куда — это неопределенно: бригады бортпроводников не закреплены за тем или иным экипажем, за тем или иным рейсом — летают, куда пошлют.

Работа ее не то чтобы проста, но и не слишком сложна и, в общем, укладывается в десяток каждому летавшему известных словосочетаний:

— Наш рейс номер такой-то, по маршруту такому-то...

— Граждане пассажиры, наш самолет приземлился в аэропорту...

Словом, работа как работа, девушка как девушка.

Тем не менее лицо этой девушки знакомо сотням тысяч, а то и миллионам людей. Ибо она стюардесса с того самого самолета.

...Помните, конечно, историю, случившуюся прошлым августом,— драму с острейшим сюжетом, длившуюся десять часов, причем первый ее акт разыгрался на взлетной полосе Хабаровского аэропорта, а последний —на бетонке подмосковного аэродрома «Домодедово». Помните удивленно-радостные заголовки в газетах — удивленные потому, что впервые в истории авиации воздушная громадина ухитрилась благополучно сесть с такими неисправностями, а радостные потому, что для ста семидесяти пассажиров все окончилось благополучно. Помните, наконец, внеплановую передачу по телевизору, напряженные, несколько растерянные лица людей в форменных кителях, людей, не привыкших к подвижным камерам телестудии, к такому количеству света в глаза и такому количеству зрителей где-то там, в бесчисленных квартирах перед бесчисленными экранами.

Помните!

Ну, значит, помните и бригадира бортпроводников Инну Кирьявайнен. Тогда ее именовали официально, по имени-отчеству, и от этого, а также от строгой формы, а также от напряжения перед телекамерой она казалась старше своих лет.

На самом деле Инне двадцать три года, и больше ей никак не дашь. Волосы у нее светлые, до плеч, падают свободно. Ходит она легко, держится спокойно, говорит просто. Вообще типичная москвичка.

Между прочим, она и есть коренная москвичка. Здесь родилась, здесь выросла, выучилась и продолжает учиться, здесь вступила в комсомол, здесь пошла работать, здесь живет.

И выглядит она москвичкой — есть нечто неуловимое не только в одежде, но и в самом выражении лица. Вид такой, будто торопится то ли на праздничную вечеринку, то ли к подруге на свадьбу... Некоторых гостей Москвы ее двадцатилетние дочери даже раздражают своим праздничным видом. Легкая, дескать, у них жизнь. Маменькины дочки, папенькины нахлебницы...

Инна Кирьявайнен живет одна, без мамы, без папы. Живет на окраине, на Каширском шоссе. Старый дом, где жила она раньше, сломали — вот и дали комнату здесь, в новом районе. Район Инне, откровенно говоря, не слишком нравится: и от центра далеко, и от метро пока не близко. Впрочем, есть и большое преимущество: удобно ездить на работу. Разумеется, удобно по современным понятиям. То есть сперва десять минут автобусом до станции Чертаново, а там электричкой еще минут сорок, до самого конца, до аэропорта «Домодедово». Вот только электрички ходят не часто. Так что с работы Инна порой ездит автобусом-экспрессом, он проходит совсем близко от дома. Он, правда, безостановочный, но, если попросить, шофер тормознет на секунду-другую. Иногда, впрочем, отказывается, провозит до центра: ведь по виду девушки никак не скажешь, что она предельно устала, что ее рабочая смена длится вот уже трое суток, вот уже пятнадцать тысяч километров...

Впрочем, и усталость и прочие трудности Инны — это дело ее личное, об этом она не любит...

Седьмого августа прошлого года она вылетела из Хабаровска в Москву, в самый длинный в стране беспосадочный рейс. Самолет «ТУ-114», время в пути — восемь часов сорок пять минут, сто семьдесят пассажиров, температура за бортом... Температура за бортом низкая, даже в августе мороз, даже в жарком августе до сорока ниже нуля...

Вылетели утром, но утром — по московскому, единому времени транспортников. По хабаровскому уже вечерело. Инна была в пассажирском салоне, когда за стеклами иллюминаторов, в еще темно-синей, только рождающейся полумгле увидела искры. Собственно, искры ли это, на скорости разглядеть было нелегко — просто мельтешило алое.

Инна быстро прошла в пилотскую кабину, и бортинженер рассказал, что произошло. А вещь произошла если не страшная, то уж, во всяком случае, предельно опасная. Когда самолет на огромной скорости бежал по бетону Хабаровского аэродрома, на одном из колес правой тележки лопнула шина. Обнажившийся металл зачиркал о бетон, выбило искры... Уже после взлета с земли сообщили, что тележка горит. Резина разрушилась и распалась, летающий гигант охромел на правую ногу...

Самолет плыл мягко и ровно, потому что под крыльями был прочный, надежный, устойчивый воздух — здесь, на высоте, опасаться было нечего. Но рано или поздно предстояла встреча с землей, и тогда могло случиться всякое, вплоть до самого страшного...

Авария не гроза и не циклон, она никогда не оповещает о себе заранее. Рейс этот считался рядовым, экипаж в нем был рядовой, бригада рядовая...

Командир корабля Игорь Вениаминович Бузик принял решение лететь по курсу, в Москву. Во-первых, все равно надо было избавиться от лишнего горючего — чем меньше его в баках, тем меньше риск взрыва при приземлении,— а расходовать его лучше в полезном полете. Во-вторых, в родном аэропорту и стены помогают. И, наконец, в-третьих, главная забота экипажа — вовремя доставить пассажиров к пункту назначения, и от этой заботы Бузик не захотел себя освобождать даже в столь критической ситуации.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.