Леонид Гайдай и его команда

Валентина Иванова| опубликовано в номере №950, декабрь 1966
  • В закладки
  • Вставить в блог

Этого неутомимого парня режиссер встречал в вагоне метро, на перроне дачного вокзала, в кабине попутного грузовика. На той неделе он тащил топор и ведро для туристской каши, дней пять назад копался на распродаже книг, позавчера стоял в очереди на фестивальные фильмы, сегодня пьет у забора послеэкзаменационную газировку. Он играет в бадминтон, плавает, изучает бионику...

Мальчик в очках. За спиной — легкая аэрофлотовская сумка на ремне, в ней могут быть плавки, может быть учебник. На ногах у мальчика — кеды. Прическа у мальчика — ежиком. В общем, современный мальчик.

Что, если сделать этого мальчика героем современной комедии? Да, вот такой веселый, неутомимый очкарик, живущий по законам молодости и справедливости.

Имя ему дали тоже чуть инфантильное — Шурик.

Режиссер Леонид Гайдай рассказывает:

— Мы хотели придумать современного положительного комедийного героя. Почему-то положительный комедийный герой чаще всего получается глуповатым, лишенным поступков. А что, если умный и с поступками?

Именно поэтому для меня поединок Шурика с Верзилой в первой новелле «Операции «Ы» — это не просто драка с хулиганом-пятнадцатисуточником. Это извечный поединок Давида и Голиафа, разума и темной физической силы. Шурик — современный герой именно потому, что это умный герой. Этим он побеждает своих противников. Но побеждает все равно по законам комедии.

Актер Александр Демьяненко потом признавался Гайдаю: «Вы знаете, Леонид Иович, мне ведь поначалу было просто стыдно делать все то, что вы меня заставляли: прыгать, бегать, давать подножки, закатывать людей в обои, заклеивать их, бросаться бутылками, ляпать в лицо глиной, — казалось, это все какая-то чепуха, несерьезно...»

Мир эксцентрики, мир увлекательных и смешных погонь, мир неузнаваний и переодеваний, невероятных приключений, мир гипербол и масон, мир, где люди живут по особым законам комедийной условности, — это мир режиссера Леонида Гайдая. У нас не так много энтузиастов эксцентрики — той самой эксцентрики Бестера Китона и Глупышнина, Чаплина и Макса Линдера, «Волги-Волги» и «Процесса о трех миллионах», которая, казалось бы, уже давно канула в прошлое.

Гайдаи взял и воскресил старую погоню немого кино.

Погоня — это, пожалуй, символ гайдаевского кино. Погоню начал заряженный динамитом Барбос. Потом он же носился со змеевиком от самогонного аппарата. Великолепные ковбои Акула Додсон и Боб Тидболл палили из кольтов и скакали на лошадях по красным ущельям Дикого Запада. Двое здоровенных, верзил убегали от «вождя краснокожих». Черный от дыма, в набедренной повязке из мочалы, пятнадцатисуточник преследовал хрупкого Шурика. А тот, в свою очередь, по разоренному, залитому вином складу гонялся за мнимыми грабителями.

Пожалуй, все фильмы Гайдая воспринимаются как одна сплошная, веселая погоня...

...В 1960 году в «Правде» появился стихотворный фельетон Степана Олейника «Браконьеры». Он рассказывал нехитрую историю о том, как трое браконьеров отправились на свой опасный промысел, да осеклись: верный пес ринулся в реку за брошенным динамитом и вытащил его.

То, что произошло дальше, мы увидели в знаменитом фильме Гайдая, не однажды премированном на международных фестивалях — «Пес Барбос и необычный кросс».

Наверное, трудно найти человека, который не видел бы этого фильма и не хохотал бы — упоительно, до слез, может быть, даже не отдавая себе отчета в том, над чем хохочет. «Животный смех» — так любят говорить кинокритики.

А между тем это не совсем так. Вернее, совсем не так.

Да, Гайдай в этом фильме открыто повернул и древней погоне без слов. Но юмор положений создавался прежде всего разностью характеров преследуемых, их различной реакцией на «заряженного» пса и различной самообороной. Именно в этом фильме родилось знаменитое гайдаевское трио — Бывалый, Трус, Балбес.

— Как это получилось?

— В фельетоне Степана Олейника, — вспоминает Гайдай, — три героя. Он пишет «Двух Никол Гаврила вел». Следовательно, один уже есть — это Гаврила, предводитель, опытный, матерый — бывалый, одним словом. Дальше — Николы. Мне не хотелось, чтобы они были похожи; они должны были быть разные. Это создавало больше возможностей. Очевидно, один боится — без этого нет преступления. Значит, это трус. Ну, а другой, так сказать, за компанию, подручный, черная косточка, в общем, балбес. Конечно, сейчас мне об этом легче говорить — тогда все это было труднее. Но схема поиска типов была примерно такой.

Потом начались пробы актеров. На роль Бывалого я мечтал пригласить Игоря Ильинского. Я его приглашаю в каждую свою картину, но пока еще не заполучил. Как-то не вышло и на этот раз. Потом попробовали Любезнова. Но очень много бегать актеру было уже не под силу. Появился Моргунов — представительный и еще молодой, полный сил. Что касается Труса, то я, не задумываясь, взял Вицина: я с ним уже встречался в своем фильме «Жених с того света». На Балбеса пробовался Б. Новиков, а потом появился тогда еще мало известный, но уже интересно снявшийся в двух фильмах — «Неподдающиеся» и «Девушка с гитарой» — Юрий Никулин. Так сколотилось трио. Признаюсь, я тогда не думал, что оно окажется столь долговечным. Но одна газета после «Барбоса» написала: «Гайдай нашел таких типов, что их можно ставить в любые ситуации».

  • В закладки
  • Вставить в блог
Представьтесь Facebook Google Twitter или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.

В 4-м номере читайте о знаменитом иконописце Андрее Рублеве, о творчестве одного из наших режиссеров-фронтовиков Григория Чухрая, о выдающемся писателе Жюле Верне, о жизни и творчестве выдающейся советской российской балерины Марии Семеновой, о трагической судьбе художника Михаила Соколова, создававшего свои произведения в сталинском лагере, о нашем гениальном ученом-практике Сергее Павловиче Корллеве, окончание детектива Наталии Солдатовой «Дурочка из переулочка» и многое другое.



Виджет Архива Смены

в этом номере

О, сад ночной…

17 марта 1856 года родился Михаил Александрович Врубель